Шэд уже решил для себя: если история повторится, то в этот раз он соврет и сделает все возможное, чтобы не попасть за решетку. Он рассматривал любые новые дела с Зиком как продолжение того, что происходило в прошлом. Он свое заплатил и больше ничего не отдаст.
– Без чувств? – спросила она, слегка напирая.
– Чувства всегда есть.
– Не все могут так сказать.
– Не все хотят.
От этих слов старуха затряслась, сдерживая мерзкое хихиканье, но этот резкий, дребезжащий звук продолжал рваться из груди. Ее руки сжались в маленькие кулачки, и Шэд подумал о возбужденном ребенке, которому хочется конфет.
– А что, если никто не убивал твою младшую сестру на той плохой дороге, Шэд Дженкинс? Может, милая Меган действительно заснула в объятиях Господа, как и говорят? Что, если тебе некого будет винить?
– Когда я удостоверюсь в этом, то обо всем забуду.
– А если этого не произойдет?
– Вы всегда задаете столько вопросов людям, которые приходят о чем-то спросить вас?
Она поджала серые губы.
– Ага.
Ладно, она все-таки немного залезла ему под кожу.
– Вы в это верите, М’эм? В то, что сердце семнадцатилетней девушки просто остановилось в горах. Там, где у нее не было никаких причин оказаться.
Вопрос вернул ей налет мрачной веселости.
– Ты спрашиваешь мое мнение?
– Полагаю, да.
– Хех. Много времени утекло с тех пор, как кто-то спрашивал моего мнения. Приходят за ответами, благословениями и защитой от заклинаний. И затем, чтобы телята толстели.
Возможно, то, что кто-то не заискивал перед ней, сбивало старуху с толку.
М’эм заерзала на стуле, будто хотела c него слезть. Шэд не знал, должен ей помочь или нет. Он услышал, как хрустнули древние колени, и вздрогнул от этого звука, но вскоре старуха успокоилась.
– Обычно я ходила туда с мамой и папой после воскресной службы. В розовом платье, с красивыми бантиками в светлых волосах. Сейчас трудно представить, но так оно и было. Мама пела «Соберемся у реки», а папа всю дорогу восхвалял Господа. Ехали в гору, в повозке, запряженной волами. – Она улыбнулась, и Шэд увидел, что ее зубы, хоть и стали коричневыми и кривыми, сохранились все до одного. – Но горы были разгневанными. Раздраженными. Земля нас распробовала.
– Что это значит?
– Тихо. Ты спросил – я отвечаю. Так что слушай.
М’эм Лувелл вытащила из-под пледа деревянную спичку и чиркнула по ней зазубренным ногтем большого пальца. Снова раскурила трубку и долго, с сопением, затягивалась травкой.
– Мы накормили ущелье своими болезнями и ненавистью, и теперь земля больна и полна презрения. Она голодна, но переменчива. Штормы налетают из ниоткуда. Ветер сбивает человека с ног и швыряет в пропасть. Там, в тех лесах, царит гнев. Он забрал мою маму, когда я была всего лишь четырехлетней девочкой.
– Призраки? – спросил Шэд. – Которые сначала играли с вами, а потом гнались и кусали за ноги?
Он произнес это без осуждения или высокомерия.
– Потому я и не выросла. Девчонка влезла не в свое дело. Но она лишь раскрыла истину. Как и я.
Шэд уставился на старуху.
– Ты понимаешь, о чем я тебе говорю?
– Да, – сказал он. – Думаю, да.
– Но разве это не пугает тебя, мальчик? Что ты найдешь, копаясь в разгневанной земле?
Он пожал плечами:
– Зло есть повсюду.
Лягушки-быки продолжали реветь, ласкающим слух многоголосием. Шэд изучал старуху, пытаясь понять, не упустил ли он что-нибудь. Или, возможно, она что-то упустила. Так или иначе, это не имело большого значения. М’эм Лувелл снова наклонила голову, на этот раз в противоположную сторону, ожидая, что Шэд спросит о чем-то еще, но тот не видел смысла. Он просто вышел прочь.
Глава шестая
Учишься замечать дыхание мертвецов на своей шее.
В тюрьме Шэд без особых проблем выходил сухим из воды, но по-прежнему чувствовал близость опасности. Знал, что она постоянно где-то рядом, в дюйме слева. Всегда нужно быть начеку, не считать себя одним из благословенных, неуязвимых. Таким дураком можно быть лишь до тех пор, пока тебя не захотят убрать. Некоторые заключенные считали, что красноречие и шарм защитят их. Как будто харизма, которая на воле заставляла женщин хихикать и хлопать ресницами, имела значение в общем блоке.
Обычно с Шэдом не связывались, но случалось, рядом с ним дрались, и чужая кровь брызгала ему на рубашку. В первую неделю за решеткой такое было дважды в очереди в столовой – нападали на парней, стоявших прямо перед Шэдом.
Один получил заточенной зубной щеткой в правую ягодицу. Другой четыре дня спустя огреб по голове семидюймовой трубой от душа. Оба сами добрались до лазарета, но это быстро включило тюремные инстинкты Шэда.
Несколько парней из блока «С» начали называть его Ионой. Это только подстегнуло остальных держаться подальше. Они смеялись над этим, но в их головах все время крутилась картинка: Шэд стоит с чужой кровью на одежде, не имея к разборке никакого отношения. Оказался не в том месте в самое неподходящее время.
Как и в других заведениях, в тюрьме бытовало много бессмысленных, надуманных суеверий. Приходилось учиться жить по ним.