Хор больных детей. Скорбь ноября

Одно дело – накостылять кому-то или от кого-то получить. Но если притягиваешь неудачу, а она промахивается и бьет по парню слева, то это совсем другое. Некоторые парни прошли Вьетнам, а кое-кто из старожилов – Корею, и по старой военной привычке они считали, что от свежего «мяса» – самый большой вред, поскольку новички не понимают, куда можно наступать.

Гаитяне и мексиканцы были особенно суеверны и обычно обходили Шэда стороной. За исключением одного заключенного – Маленького Пепе, Пепито, – пятифутового урода, ширина которого равнялась его росту. Его татуированные руки были настолько огромными, что казались ненастоящими.

Пепито вбил в голову, что Шэд его сглазил, наложил какое-то проклятие и на него самого, и на его клан. Он думал так из-за книг: Шэд все время торчал в библиотеке. Пепито воображал, что существует огромное количество мистических знаний и заклинаний, которые можно найти, если знать, как правильно пользоваться десятичной системой Дьюи [7]. Он принимал Шэда за колдуна.

Себя Маленький Пепе считал человеком благородным. Его посадили за то, что он задушил мужа сестры шнуром от жалюзи. Зять позволял себе повышать голос за обедом, играл в покер, иногда лупил своих семерых детей и слишком сильно откусил от сделки с кокаином, в которой участвовал вместе с шурином. Племянники и племянницы были для Пепито всем, и в душе он слегка терзался из-за того, что убил их отца на Пасху прямо у них на глазах. Пепито был отличным парнем, если застать его в подходящий день.

И негодование его было праведным. Свою тюремную «семью» он оберегал так же, как и ту, что осталась на воле. Хоть старший и отказал Маленькому Пепе в просьбе убить колдуна, тот все равно собирался поступить по-своему. В очереди за едой, где заклинания, казалось, обрушивались на других.

У Шэда в заднем кармане лежали «Страсти по Лейбовицу», что – как он слишком поздно понял – раздражало еще и арийцев, но не настолько, чтобы врезать ему. Шэд только что получил второе письмо от Элфи Данфорт, из-за которого застрял примерно в середине книги.

Он уже чувствовал, что Элф забывала о нем, и грустил оттого, что на самом деле не возражает против такого положения дел. Почерк Элфи дрожал, будто ей приходилось уходить после каждых нескольких предложений и возвращаться позже, придумав, что еще рассказать ему. В основном она писала о людях и событиях, которые не имели для Шэда значения и никогда не будут иметь. Она ни о чем не спрашивала. Он задумался о том, какая нужна твердость, чтобы исписать для любовника четыре страницы и не задать ни одного вопроса.

В тюрьме он стал решительнее, а разлука с Лощиной продолжила его превращение в новую версию себя.

Таши Клайн стоял в той же очереди, через три или четыре человека, присматривался к «Страстям по Лейбовицу» и планировал через пару дней ограбить камеру Шэда. Тот знал, что против него что-то замышляется, но пока не мог точно определить, кем и почему. Шэд продолжал надеяться, что его выручит история с Ионой.

В тот день он почувствовал в затылке жар чужого гнева и посмотрел на Таши, зная, что скоро с тем возникнут проблемы. Но не прямо сейчас. Шэд взглянул поверх заключенных, шлепавших на металлические тарелки картофельное пюре, говяжьи котлеты и стручковую фасоль, и увидел, что Маленький Пепе замахивается на него своими до безумия странными руками. Если у него и была заточка, Шэд не смог разглядеть ее в огромных кулаках.

Времени хватило лишь на то, чтобы выругаться, перегнуться через стойку, схватить поднос с гамбургерами и швырнуть его в лицо Пепито.

Этого было достаточно, чтобы все засмеялись и заулюлюкали, а «быки» рванули вперед. Удача улыбнулась Шэду – он растворился в толпе, и «быкам» некого было хватать, кроме Пепито, который изрыгал по-испански отрывки из Библии.

Маленького Пепе не бросили в одиночку, поскольку он на самом деле не дрался, но через два дня старший клана приказал убить его за неповиновение приказам.

Шэд выходил из «Пены и помпы» Гриффа с горстью мелочи и бутылкой средства для очистки двигателей в руках, когда его шеи коснулось дыхание мертвеца. Волосы встали дыбом.

Он сделал еще пару шагов по парковке и остро почувствовал враждебное присутствие Зика Хестера.

Услышав за спиной внезапный порыв воздуха, Шэд остановился. Его руки были заняты – глупая, хотя и простительная ошибка. Как ни старайся, невозможно все время быть настороже. Шэд тут же бросил то, что держал в руках, и резко развернулся через правое плечо, когда кулак Зика полетел вперед, словно готовый сойти с рельс паровоз.

Зик Хестер был ростом шесть футов и четыре дюйма, весил около двухсот восьмидесяти фунтов. Он бросил школу в пятнадцать и с тех пор работал в дорожных бригадах, где и заматерел. Зик был отбросом с речного дна, но не утруждал себя тем, чтобы отрывать лапки паукам или мучить мелких зверюшек – в начальной школе он шел прямиком к самым слабым детям и колотил их до крови. Он быстро перешел к тому, что запугивал учителей, избивал пьяниц, спавших на окраине трейлерного парка, и приставал к девчонкам на катке в Уэйнскроссе.