Читаем Хорасан. Территория искусства полностью

Кроме того, Низам ал-Мульк известен как покровитель людей мысли и пера, поэтов, философов. Не надо забывать при этом и нарастание имманентного для иранцев концепта «друг», который буквально цементировал все начинания. После смерти Низам ал-Мулька возникло течение «низамийа» (anjuman-e Nizamlya), которое объединяло его сыновей, иных родственников и сподвижников. Духовное и дружеское братство было выражением внутренних процессов друга и дружбы даже в политике. Усиление мощнейших культурных пластов невозможно без дружеской взаимопомощи. Возможно ли достижение столь значимых высот в философии, поэзии, искусстве и архитектуре без выявления новых горизонтов антропологической позиции, манифестации философа, поэта, зодчего и художника как друга Другому? Ведь Другой вполне оказывался и самим собой, понятие зеркала и тени не зря так остро было поставлено в это время. Проблематизация Я человека встала в это время во весь исполинский рост, соразмерный не только философам, поэтам, художникам и архитекторам, но и простым учащимся медресе, которые относились к теологии уже не только с догматических, но и научно-философских позиций. Все происходящее в Восточном Иране уже при правлении династии Саманидов было овеяно идеей рыцарства, что, естественно, способствовало выявлению личностного горизонта иранской культуры. Идея личного служения царю и Ирану была впервые поставлена именно в Восточном Иране усилиями Фирдоуси в его беспримерной поэме «Шах-наме». Фирдоуси воспел прошлое иранства в настоящем, он не просто утвердил идею рыцарства, а репрезентировал ее созданием впечатляющих образов витязей. Они служили образцом служения царю, стране и народу.

Когда М. Шакури в книге «Здесь – Хорасан» риторически отмечает необходимость этнокультурной солидарности, имеющей исторические прецеденты, то следует говорить одновременно о внешних и внутренних проявлениях перманентного процесса «дружеской практики»12. Эта практика, вновь напомним, сохраняет свою технологическую оснастку даже в том случае, когда люди в быту враждуют. Известный иранист, главный редактор «Энциклопедии Ираники» Эхсан Иаршатир посвятил работу о проблеме устойчивости иранской культуры Большого Хорасана, «ассимилирующей силе» этого пространства по отношению к многочисленным завоеваниям арабов, тюрок и монголов13.

Рыцарство, поэзия, философия, наука, аскетическая практика и теория, изобразительное искусство и архитектура стояли бок о бок, единым монолитом восточно-иранской культуры. Разделение науки и философии, о которых говорят современные философы (Ортега-и-Гассет, Делёз), в Средневековье не чувствовалось столь явственно, наука и была философией, говорилось о «науке философии» (илм ал-фалсафа, илм-е фалсафа). Торжество трех столпов культуры – философии (перипатетической и неоплатонической), поэзии и архитектуры – остро характеризует восточно-иранский мир с IX по XV век. Словом, все было подготовлено к появлению имперских идей, идей масштабного переосвоения близкого и далекого пространства. Это и произошло при Тимуре, но подготовка к этому шагу велась с IX в. Мы знаем, что в прошлом всю эту территорию от Хорезма и Бухары до Герата и Мешхеда называли Большим Хорасаном, о научном, философском и поэтическом величии персидской речи которого говорят следующие строки:

‘Azīzam, Khurāsān ast injā,Sukhan guftan na āsān ast injā.Мой дорогой, Хорасан ведь здесь?Легко ли слово красно молвить здесь?

Было бы тривиальным в наше время ограничиться суждением о появлении в Большом Хорасане целого ряда Событий первостепенной значимости для всего мусульманского мира. Много интереснее отметить, что все эти События обязаны утверждению в восточноиранских землях и собственно в Иране мятежного дискурса. Именно он перевел теологическую заостренность Ислама по вертикальной оси в горизонтальный вектор поисков отложенного смысла. Хорошим примером тому является история, рассказанная Фарид ал-Дином Аттаром (1146–1221) в поэме «Мантик ал-Тайр». Птицы собираются в далекий полет с целью найти Симурга – царя птиц, субститута божества. К концу трудного перелета осталось 30 птиц (si murgh), которые обнаруживают, что они вместе и есть Slmurgh. Теологическая вертикаль, как мы видим, заменяется путешествием по горизонтальной оси. Несмотря на то, что поэма Аттара была суфийской по смыслу принцип духовного восхождения птиц вполне мог бы быть осуществлен и по горизонтали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Эстетика и теория искусства XX века
Эстетика и теория искусства XX века

Данная хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства XX века», в котором философско-искусствоведческая рефлексия об искусстве рассматривается в историко-культурном аспекте. Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый раздел составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел состоит из текстов, свидетельствующих о существовании теоретических концепций искусства, возникших в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны некоторые тексты, представляющие собственно теорию искусства и позволяющие представить, как она развивалась в границах не только философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Александр Сергеевич Мигунов , А. С. Мигунов , Коллектив авторов , Н. А. Хренов , Николай Андреевич Хренов

Искусство и Дизайн / Культурология / Философия / Образование и наука