Тот, кого я увидел на тропе перед нами, в полумраке, в нескольких ярдах от входа в пещеру, был нагим и очень бледным. У него имелись человеческие руки и кисти, но их было чересчур много, а остальное тело смахивало на громадного червя. Лицо тоже было почти человеческим, голова полностью лысая, а потом он разинул рот, обнажил клыки и зашипел, словно кошка. Широкие ноздри раздувались. Глаза были чёрными и вполне могли оказаться незрячими.
— Они меня терпеть не могут, — пояснила Зенобия.
— Правда? (Это что, хорошая новость?)
— Помнишь, как старейшина Авраам рассказывал, что с возрастом все мы откроем свой особенный талант? Так вот, мой заставляет их держаться от меня подальше.
И точно, когда Зенобия повела меня вперёд, тварь отступила. Издали, из тьмы за её спиной послышалось шуршание. Там были ещё твари. Что-то захлопало и пролетело над нашими головами.
— Они не выносят запаха.
— Запаха?
— Моего. — Она показала подмышку. Я наклонился понюхать. Зенобия шлёпнула меня и буркнула: — Не хами!
— Но ты же сказала…
— Это амбре. Как-то я отыскала это слово.
— А если ты не будешь касаться?
— Тогда они не станут держаться подальше.
Что-то завыло из глубины пещеры. Что-то другое вроде как запело. Хотел бы я иметь под рукой фонарик, но Зенобия просто шла наощупь и вела меня, как будто понимала, куда идти, знала каждый шаг и много раз была тут прежде.
Опять-таки, быть может, во тьме скрывалось такое, что даже ей не хотелось увидеть.
Зенобия осторожно провела меня по уступу, объясняя, где тут опора, и мы стали спускаться всё ниже и ниже, не знаю точно, сколько времени, но путь показался мне очень долгим. Со временем камень под моими ногами снова стал ровным (и леденящим), а иногда настолько гладким, что казалось, будто мы шагаем по
Потом Зенобия удивила меня, когда вытащила из кармана маленький фонарик, включила его и бросила в яму. Я услыхал там, внизу, копошение, и что-то
Паутина из такого же мокрого и липкого вервия закрывала большую часть дыры. Оттуда просачивался свет.
— Привет, — произнесла Зенобия.
Раздавшийся снизу голос был мужским и звучал очень испуганно.
— Благодарение Богу, ты вернулась! Ты должна вытащить меня отсюда!
Свет упал на моё лицо.
— Это Авель.
— Привет, — поздоровался я.
— Дети, вы должны мне помочь! Идите, расскажите родителям! Приведите полицию! Приведите хоть кого-нибудь!
— Пока что я просто не могу, — ответила Зенобия.
— Почему же нет? Прошу…
— Это трудно объяснить.
— Полицию!
— Нет здесь никакой полиции.
За нашими спинами Иной Народец закопошился и начал издавать чирикающие звуки.
Я перебил их. — Кто вы такой?
— Меня зовут Лестер. Лестер Николс. Я корреспондент. «
— Я видал телевизор, — ответил я. — У Брата Азраила в лавке есть телевизор и видеомагнитофон. Иногда он показывает нам кино. Никогда не замечал там никого из знакомых.
— Иисусе Христе! Ты, что же, не понимаешь? Я ведь свихнусь, тут, внизу, если ты меня не вытащишь. Я же умереть могу!
— Нет здесь никакого Иисуса Христа.
— Думаю, нам уже пора, — добавила Зенобия.
Это замечание вызвало бурю умоляющих и проклинающих воплей. Он даже швырнул в нас камнем, который взлетел вверх и с грохотом приземлился где-то за нами.
— Это было не очень-то любезно, — сообщила Зенобия. — Но я принесла тебе вот что. — Она вытащила из другого кармана яблоко и уронила в яму.
Затем мы оставили его, поднимаясь назад тем же путём, каким пришли, а Иной Народец следовал за нами по пятам, но не преграждал дорогу. Как-то раз что-то мокрое и холодное тронуло меня за щиколотку, но я отбросил это пинком и оно не сграбастало меня.
Когда мы уже далеко ушли в дебри, почти до самого Леса Костей, Зенобия поинтересовалась: — Ну, разве это не
— Да уж… круто. Как он там очутился?
— Я наткнулась на него в лесу. Он мне всё разболтал: о том, что корреспондент, что жаждет шанса наткнуться на грандиозную историю, и всё поведать миру про Хоразин и наши обычаи. Не думаю, что старейшина Авраам этому бы обрадовался, а ты?
— Нет…