Хорошая дочь

Расти покачал головой.

— Еще нет.

Сэм вдруг обрадовалась тому, что он говорит ей что-то, о чем еще не знает Чарли.

— Так вот. — Расти достал изо рта незажженную сигарету. — Когда был снят этот кадр, Гамма стояла в поле. Вдалеке виднелась метеовышка. Не металлическая, как у фермерского дома, а деревянная: старая шаткая конструкция. И Гамма смотрела на нее, когда Ленни достал камеру. На ней были шорты. — Расти улыбнулся. — Боже, что со мной делали эти ноги… — Он издал низкий рык, и Сэм смутилась. — Так вот, фотография, которую ты знаешь, была сделана в тот же день. Мы тогда устроили пикник на траве. Я позвал ее по имени, и она обернулась, подняв бровь, потому что до этого я сказал что-то невероятно умное.

Сэм не смогла сдержать улыбку.

— Но есть еще одна фотография. Моя личная. Гамма на ней лицом к камере, но голова ее повернута немного вбок, потому что она смотрит на меня, а я смотрю на нее, и когда мы с Ленни вернулись домой и проявили пленку в «Фотомате», я только взглянул на этот кадр и сразу сказал: «Вот в этот момент мы полюбили друг друга».

Сэм подумала, что эта история слишком хороша, чтобы быть правдой.

— А Гамма тоже так считала?

— Моя прекрасная дочь. — Расти протянул руку. Взял Саманту за подбородок. — С чистым сердцем говорю тебе, что моя интерпретация этого поворотного момента была единственным вопросом в нашей жизни, по которому у нас с твоей матерью было полнейшее согласие.

У Сэм снова полились слезы.

— Хочу увидеть это фото.

— Я пришлю его тебе почтой, как только смогу. — Расти закашлялся, прикрыв рот рукой. — А еще я по-прежнему буду звонить тебе, если не возражаешь.

Сэм кивнула. Она и не представляла свою жизнь в Нью-Йорке без его сообщений.

Расти снова закашлялся с низким грохотом в легких, что не помешало ему попытаться зажечь сигарету.

— Ты знаешь, что кашель — это признак хронической сердечной недостаточности? — спросила она.

Он еще покашлял.

— А также признак жажды.

Сэм поняла намек. Она оставила чемодан около лавки и вошла в здание больницы. Магазин располагался у входа. Сэм нашла в холодильнике бутылку воды. Встала в очередь за пожилой женщиной, которая решила расплатиться мелочью, скопившейся на дне сумочки.

Сэм сделала глубокий вдох и расслабилась. Она видела Расти за дверями. Он снова облокотился на правую руку. Зажженная сигарета торчала у него между пальцев.

Женщина перед Сэм продолжала собирать монетки. И вела светскую беседу с продавцом о своей больной подруге, которую она пришла проведать.

Сэм огляделась вокруг. Поездка до Атланты займет еще два часа. Наверное, надо найти что-нибудь поесть, в дайнере она была слишком расстроена и так ничего и не заказала. В поисках ореховых батончиков она наткнулась на стойку с кружками в глубине магазина. «МАТЬ ГОДА». «ЛУЧШИЙ В МИРЕ ДРУГ». «ОТЧИМ ГОДА». «ЛУЧШИЙ В МИРЕ ПАПА».

Сэм взяла кружку с «лучшим папой». Покрутила ее в руках. Привстала на цыпочки, чтобы увидеть Расти.

Он все еще сидел, склонившись набок. Над головой клубился дым. Она поставила кружку назад и взяла ту, что с «отчимом», потому что это повеселит Расти.

Старушка с мелочью закончила покупки. Сэм достала из сумочки кредитку. Подождала, пока терминал примет оплату.

— Пришли навестить отчима? — поинтересовался продавец.

Сэм кивнула, потому что ни один нормальный человек не понял бы такого юмора.

— Надеюсь, он скоро поправится. — Продавец оторвал чек и отдал его Сэм.

Она прошла обратно через лобби. Раздвижные двери открылись. Расти был все еще около лавки. Сэм подняла кружку.

— Смотри, что я принесла.

Расти не обернулся. Сэм позвала:

— Папа?

Расти не просто облокотился в кресле. Он свесился набок. Рука его упала. Сигарета лежала на земле.

Сэм подошла ближе. Заглянула в лицо отцу.

Рот Расти был приоткрыт. Пустой взгляд направлен на яркие огни парковки. Кожа стала восковой, почти белой.

Сэм потрогала запястье. Потом шею. Приложила ухо к груди.

Она закрыла глаза. Она слушала. Ждала. Молилась.

Отошла от него.

Села на лавку.

Глаза наполнились слезами.

Отца больше нет.

Глава четырнадцатая

Сэм проснулась на диване у Чарли. Лежала, глядя в белый потолок. Голова у нее болела не переставая с момента отъезда из Нью-Йорка. Вчера вечером она не смогла подняться по лестнице в гостевую спальню. С трудом одолела две ступени, чтобы войти в дом. Ее тело начало отключаться, а мозг уже не хотел или не мог бороться со стрессом, усталостью и внезапным отчаянием, накатившим после того, как она нашла Расти мертвым в инвалидном кресле.

Обычно, если день выдавался особенно трудным, вечером Сэм торговалась сама с собой по поводу того, добавить ли еще лекарств в ежедневный коктейль из «Целебрекса» от боли в суставах, «Нейронтина» для снятия судорог, «Пароксетина» от хронической боли и «Циклобензаприна» от мышечных спазмов. Выпить ли еще одно противовоспалительное? Получится ли заснуть без дополнительного миорелаксанта? Настолько ли сильна боль, чтобы выпить полтаблетки «Оксиконтина» или таблетку «Перкосета»?

Вчера ночью у нее так все болело, что она едва не выпила все таблетки сразу.