Хороши в постели

Я покрутила в руках сэндвич с арахисовой пастой, чтобы потянуть время. Это правда? Откуда мать Хэлли могла узнать? И почему с кем-то обсуждала? В голове роились вопросы плюс полузабытые лица всех женщин, которые когда-либо сверлили мне зубы.

Дженна подалась ближе для контрольного в эту самую голову:

– Мы слышали, что ей всего двадцать семь.

Что ж. Вот откуда у сплетен растут ноги. Хэлли с Дженной не сводили с меня глаз, мои друзья из кружка глазели на них. Я чувствовала себя так, словно меня внезапно вышвырнули на сцену, а я не знала ни реплик, ни вообще что именно должна исполнять.

– Так это правда? – нетерпеливо спросила Хэлли.

– Не велико дело, – сказала Дженна, очевидно, надеясь разыграть карту сочувствия, чтобы меня разговорить. – Мои родители в разводе.

«Развод», – попробовала я слово на вкус. Неужели происходит именно это? Неужели мой отец так с нами поступит?

Я подняла глаза на этих популярных девчонок.

– Свалите.

Кто-то из моих друзей ахнул. Никто не смел так обращаться с Дженной и Хэлли.

– Оставьте меня в покое. Уходите!

Дженна закатила глаза. Хэлли отодвинулась вместе со стулом.

– Жирная неудачница, – высказалась она, прежде чем поспешить обратно к столам, где у каждого первого на рубашке маленький аллигатор, а девчонки обедают разве что диетической колой.

Я медленно добрела домой и обнаружила маму на кухне, в окружении десятка наполовину распакованных пакетов с продуктами, разложенных на столешнице и обеденном столе.

– Папа живет с кем-то еще? – выпалила я.

Мама сунула три упаковки куриных грудок в морозилку и, упершись руками в бедра, вздохнула.

– Я не хотела, чтобы ты узнала об этом вот так, – пробормотала она.

– Мне сказала Хэлли Синти.

Мама снова вздохнула.

– Но она ничего не понимает, – добавила я в надежде, что мама согласится.

Но вместо этого она села за кухонный стол и жестом пригласила меня присоединиться.

– Миссис Синти работает в той же больнице, что и твой отец, – сказала мама.

Значит, правда.

– Ты можешь мне все рассказать. Я не маленький ребенок.

Но в тот момент я ужасно хотела им быть – девчонкой, чьи родители все еще читают ей перед сном и держат ее за руки, когда она переходит улицу.

И мать вздохнула в третий раз:

– Думаю, будет лучше, если отец расскажет сам.

Однако разговор так и не состоялся, потому что две ночи спустя отец явился обратно. Мы с Джошем и Люси стояли на заднем дворе и смотрели, как он вытаскивает чемодан из багажника своей маленькой красной спортивной машины. Люси плакала, Джош пытался сдержаться. Отец даже не глянул в нашу сторону.

– Кэнни? – Люси шмыгнула носом. – Это же хорошо, что он вернулся, да? Он больше не уйдет, правда?

Я смотрела, как за ним медленно закрывается дверь.

– Не знаю, – ответила я.

Мне нужны были ответы. Но к отцу не подойти, а от матери никакого толку.

– Не волнуйся, – пожурила она меня, хотя у самой от бессонницы под глазами набрякли мешки. – Все будет хорошо, лапочка.

И это моя мать, которая в жизни не звала меня «лапочкой». В общем, как бы меня это ни напрягало, оставалось лишь идти к первоисточнику.

В понедельник я нашла Хэлли Синти в женском туалете. Она стояла у зеркала и, щурясь, подмазывала губы блеском. Я кашлянула. Она проигнорировала. Я похлопала ее по плечу, и она все же повернулась, с отвращением поджав губы.

– Чего? – выплюнула Хэлли.

Я снова кашлянула.

– Эм… это… про моего отца, – начала я.

Хэлли закатила глаза и вытащила из сумочки розовую пластиковую расческу.

– Он вернулся, – сообщила я.

– Поздравляю, – равнодушно отозвалась Хэлли, расчесывая челку.

– Я подумала, может, ты слышала почему? От мамы.

– А с какой стати я должна с тобой делиться? – Она усмехнулась.

На подготовку к этой встрече я потратила все выходные. Ведь что я, пухленькая и непопулярная Кэнни Шапиро, могла предложить изящной, красивой Хэлли? Я вытащила из своего рюкзака два предмета. Первой была пятистраничная работа о светлых и темных образах в «Ромео и Джульетте». Другой – бутылка водки, которую я стащила из бара моих родителей тем утром. Хэлли и ее команда, возможно, не были так академически развиты, как я, но компенсировали это в других сферах деятельности.

Хэлли выхватила у меня бутылку, проверила пломбу, затем потянулась за эссе. Я отдернула руку.

– Сначала скажи.

Хэлли небрежно пожала плечами, сунула бутылку в сумку и повернулась обратно к зеркалу.

– Слышала, как мать говорила по телефону. Мол, что его подружка-стоматолог сказала, что хочет детей. А твоему отцу их, походу, хватает. И, глядя на тебя, – добавила Хэлли, – я могу понять почему.

Она, ухмыляясь, протянула руку. Я швырнула в нее листами с эссе.

– Просто перепиши своим почерком. Там с ошибками, так точно поймут, что писала ты, а не я.

Хэлли убрала статью в ту же сумку, а я пошла обратно в класс. Больше никаких детей… ну, с учетом его отношения к нам – звучало вполне логично.