Хороший братец – мертвый братец

– Та-а-а-ак, – протянул Маркони. – В Уфе, говоришь? Значит, мало того что подался в конформисты, так еще и забыл, чему я вас учил об относительности пространства.

«Пространство» Аркадий Захарович пропустил мимо ушей, а на «конформиста» сильно обиделся – по юношеской привычке, которую запустил голос учителя. «Макар Ионович, – мысленно закричал он ломким мальчишеским голосом, – бога побойтесь! Не конформист я! И при чем здесь референтная группа? Это вы старичье покойное так называете?!! Да я их мнение и тогда-то, в молодости, ни в грош не ставил, а уж теперь и подавно. Вся их болтовня…»

– Постой, постой, Аркадий, – сказал Маркони, – ты что, и впрямь считаешь, что это мертвецы с тобой говорят?

«Нет, конечно, – спохватился Аркадий Захарович, возвращаясь в свои лета. – Хотя… вообще-то…»

– Как не мертвецы?! – обиженно закричали отовсюду. – А кто же?

– Ну уж не знаю, – вслух сказал Аркадий Захарович.

И тут откуда-то издали – похоже, с берега, от лодочной станции, – серым спиритическим туманом потянулся над водой еще один зычный глас:

– А НУ ПРЕКРАТИТЬ! ТЫ, МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК, БРОСЬ ТУТ У НАС ЭМПИРИОКРИТИЦИЗМ, МАХИЗМ И БОГДАНОВЩИНУ ПРОПОВЕДОВАТЬ…

Покойный Илья Карпович, бывший секретарь райкома партии, Анатольки Злыги папахен… Из-за гроба вещает, а тон такой начальственный, словно и впрямь живее всех живых. Вот что значит старая партийная закалка!

– А ВЫ, ТОВАРИЩИ, ЧЕГО ОРОБЕЛИ? – прорек меж тем Злыга-отец. – ДАЙТЕ ИДЕЙНЫЙ ОТПОР. ПРОУЧИТЕ КАК СЛЕДУЕТ…

Хор на миг притих, и только прокуренный геройский бас прохрипел:

– Будет командовать-то! Здесь все равны.

Однако широкие массы покойников привычно подхватили призыв.

– Проучить – это мы можем. Учить – не лечить!

– Тащи его, Аркашку, сюда.

– А что, мужики, если все вместе потянем, то, пожалуй, и утащим…

– Сдернуть его вниз да очко порвать!

– Зря вы так, коллеги. Я на его месте сам бы от косточки не отказался… Особенно если с мясом… С человечинкой по-киевски, скажем… Ха-ха-ха. Шучу…

В этом гомоне Аркадий Захарович едва различил слабый голос отца:

– Аркадий, сынок, не слушай никого! И не сомневайся…

Значит, родительская могила где-то неподалеку.

– Отец, – прошептал Аркадий Захарович, – прости…

Он достал из нагрудного кармана рубашки коробку спичек и поднял со дна лодки ивовую веточку, которую по пути срезал для него племянник. Зажечь сырой прутик на ветерке, тянувшем над водой, оказалось непросто. Спички гасли одна за другой, а Жущер нетерпеливо переминался на спине у Аркадия Захаровича и заглядывал через плечо.

Наконец на немного подсохшем и обуглившемся кончике прутика занялся и стал разгораться язычок пламени. Аркадий Захарович осторожно, чтобы не погасла, поднял веточку, держа ее, как восковую церковную свечку…

Мысленно он спустился сквозь толщу воды вниз, туда, где сумрачно, тихо и в зеленоватой мути едва проступают очертания надгробий и крестов, занесенных илом. Бесцветное царство абсолютного равенства, где нищий крест и элитное надгробье – всего лишь кочки на бурой равнине, уходящей во тьму. И каждый Орфей, желающий знать, где лежит родитель, будет скитаться здесь вечно, не в силах…

– МУЖЧИНА!!!

Голос с небес. Громовый механический голос, запредельно усиленный и искаженный громкоговорителем:

– МУЖЧИНА НА НАДУВНОЙ ЛОДКЕ!!!

Аркадий Захарович, которого резко выдернули из области теней на слепящий свет божий, испытал нечто вроде приступа кессонной болезни и не сразу сообразил, что громовый голос обращается к нему:

– НЕМЕДЛЕННО ПОГАСИТЕ ВЕТОЧКУ!

Вещали с лодочной станции на берегу. Установив источник звука, Аркадий Захарович перенес внимание на веточку и обнаружил, что руки его пусты, а уроненный от неожиданности прутик лежит на дне лодки, и от него вьется дымок. Стало быть, прутик тлеет и, если уже не прожег, то вскоре прожжет тонкое резиновое днище.

Аркадий Захарович лихорадочно заскреб по скользкому полу непослушными перстами, но веточка не давалась в руки… Неожиданно помог Жущер – вдруг взлютовал так, что Аркадия Захаровича от боли качнуло в сторону, «Нырок» накренился и зачерпнул волну обмякшим левым бортом. Дно лодки залило водой, и тут же Аркадий Захарович собрал все силы, исхитрился и непонятно зачем сгреб мокрую веточку, уже совершенно безопасную, и замер, пережидая болевую атаку.

Так сидел он, ни жив ни мертв, до поры, когда органы чувств, несущие стражу несмотря ни на что, донесли ему, что высокая волна стала вдруг опасно подбрасывать легкое суденышко, а откуда-то со стороны налетает тарахтящий звук, усугубляющий боль. Тарахтение смолкло… Человеческий голос, непривычно громкий и грубый, рявкнул:

– Мужчина, почему нарушаете?!

Аркадий Захарович поднял голову. У него едва хватило сил, чтобы различить белый моторный катер, за рулем которого развалился толстый краснорожий мужик в пятнистом камуфляжном бушлате.

– А что я, собственно, нарушил? – пробормотал Аркадий Захарович, истратив на это последний остаток сил.

– Не знаете? – иронически вопросил толстяк в камуфляже. – Ну-ну… А в руках что?