Читаем Хороший тон. Разговоры запросто, записанные Ириной Кленской полностью

Лёгкое искусство? Иногда серьёзное становится со временем лёгким, а иногда наоборот – то, что считалось лёгким, воспринимается как серьёзное, становится предметом изучения и восхищения.

Эрмитаж – музей, конечно, целомудренный, но иногда позволяет себе показывать вещи, напоминающие о чувственном постижении мира. Если вещь попала в музей – значит это искусство. И музею, только музею решать – прилично оно или нет, оскорбляет оно или нет, скандально оно или нет. Музей сам решает, что нужно, что можно показывать, а что лучше пока не надо.

То, что табу вне музея, в музее совсем нет табу. Для музеев табу не существует.

Кто-то заметил, что в Эрмитаже на картинах мало отрубленных голов. Действительно, мало. Думаю – это хороший знак.

Несложного человека машина заменит легко. Сложного – никогда. Дело в том, что у сложного столько сложностей, и все они нерациональны, часто необъяснимы, их нельзя вычислить арифметически – искусственный интеллект с ума сойдёт, разгадывая, вникая, сопоставляя. Человек сложен, он создан сложным для сложностей, а иначе – зачем он нужен?!

Зависть… самое плохое, что может быть. Из зависти рождается подлость, ограниченность, злость. Зависть – это слабость. Иногда я думаю: пусть завидуют, важно самому не злиться.

Я не злопамятен, но у меня хорошая память.

Случайностей в жизни было много, но все они приходили сами. Они меня находят, вероятно, я им подхожу.

Нужно всегда быть готовым как к хорошему, так и к плохому, и всё принимать спокойно и достойно.

* * *

Из разговора с сотрудником Эрмитажа: «Михаил Борисович терпеть не может, когда его спрашивают, почему он носит шарф и какие его любимые картины. Почему? Наверное, ему не нравится, когда вторгаются в его личное пространство».


«Счастье любит тишину», – говорят мудрецы. Если вам что-то дорого, то не нужно слишком много об этом разговаривать – легко спугнуть. К чувствам стоит относиться с большой осторожностью.

Я вырос в Эрмитаже, и здесь всё для меня знакомо, близко, важно. Эрмитаж помнит меня мальчишкой, молодым человеком, взрослым и знает меня сегодняшнего, а я чувствую этот музей как живое существо, ощущаю его дыхание. Кажется – знал, чего ему нужно опасаться, и думаю, что сумею его защитить.

Эрмитаж – грандиозный, великолепный мир, он полон настроений, воспоминаний, диалогов. Века переплетаются и разговаривают друг с другом, иногда спорят, иногда снисходительно или с любопытством смотрят на нас, на время и времена, которые неспешно проходят мимо. У каждого, конечно, свой Эрмитаж, и каждый раз, когда идёшь по его залам, открывается что-то новое, неожиданное, удивительное. Эрмитаж как книга, но читать её нужно очень внимательно, не спеша.

Зал Рембрандта – один из самых важных и таинственных в Эрмитаже: картины каким-то мистическим образом соединены друг с другом и влияют на вас, на ваши чувства, мысли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Кузькина мать
Кузькина мать

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова, написанная в лучших традициях бестселлеров «Ледокол» и «Аквариум» — это грандиозная историческая реконструкция событий конца 1950-х — первой половины 1960-х годов, когда в результате противостояния СССР и США человечество оказалось на грани Третьей мировой войны, на волоске от гибели в глобальной ядерной катастрофе.Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает об истинных причинах Берлинского и Карибского кризисов, о которых умалчивают официальная пропаганда, политики и историки в России и за рубежом. Эти события стали кульминацией второй половины XX столетия и предопределили историческую судьбу Советского Союза и коммунистической идеологии. «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о движущих силах и причинах ключевых событий середины XX века. Эго книга о политических интригах и борьбе за власть внутри руководства СССР, о противостоянии двух сверхдержав и их спецслужб, о тайных разведывательных операциях и о людях, толкавших человечество к гибели и спасавших его.Книга содержит более 150 фотографий, в том числе уникальные архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Виктор Суворов

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо

Александр Абдулов – романтик, красавец, любимец миллионов женщин. Его трогательные роли в мелодрамах будоражили сердца. По нему вздыхали поклонницы, им любовались, как шедевром природы. Он остался в памяти благодарных зрителей как чуткий, нежный, влюбчивый юноша, способный, между тем к сильным и смелым поступкам.Его первая жена – первая советская красавица, нежная и милая «Констанция», Ирина Алферова. Звездная пара была едва ли не эталоном человеческой красоты и гармонии. А между тем Абдулов с блеском сыграл и множество драматических ролей, и за кулисами жизнь его была насыщена горькими драмами, разлуками и изменами. Он вынес все и до последнего дня остался верен своему имиджу, остался неподражаемо красивым, овеянным ореолом светлой и немного наивной романтики…

Сергей Александрович Соловьёв

Биографии и Мемуары / Публицистика / Кино / Театр / Прочее / Документальное