Хороший тон. Разговоры запросто, записанные Ириной Кленской

В 1300 году дамы высшего света перестали кормить грудью своих детей, появились кормилицы. Леонардо не понимал такой моды, ему казалось, что он полон сил потому, что выкормлен материнским молоком. Ему казалось, что он помнит сладкое и нежное ощущение – чудный момент, когда его прикладывали к материнской груди. В три года отец увёз его к себе, с тех пор Леонардо никогда не видел матери и тосковал о ней, мечтал, старался припомнить её черты, её голос. Он рисовал её облик, рисовал свои воспоминания, и, может быть, его прекрасные женщины – напоминание. Нежный взгляд, высокий лоб, узкое спокойное лицо, волосы удивительно медного цвета – таков образ красоты Леонардо, который будет воплощаться в его фантазиях всю жизнь.

Образ кормящей Марии – напоминание о вечной связи матери и дитя, о вечной силе, энергии, которую мать, питая ребёнка, дарит ему. Мадонна одета в традиционные для образа Богоматери одежды: платье красного цвета – символ крови, жертвы, но и символ Божьей любви, победы добра; синий плащ напоминает о смирении, бессмертии, целомудрии; золотистый – о радости, благодати, Божественном откровении. В руках младенца – птичка, щегол, весёлая пёстрая птаха.

Леонардо вспоминал сон: большая птица медленно приближается и гладит его губы перьями. Леонардо каждое утро приходил на птичий рынок, покупал птиц и тут же отпускал их на волю. Щегол – птичка-невеличка, быстрая и проворная, ей нравятся чертополох и колючки. Щеглу удалось чуть-чуть облегчить страдания Христа: он вытащил колючки из тернового венца Спасителя, а капля крови Иисуса навсегда окрасила пёрышки щегла в пунцовый цвет. С тех пор щегол – символ жертвенности, символ души и верности.

Говорят, Леонардо долго не мог закончить картину – медлил, и медлил, и медлил… Сохранились записи Леонардо, он очень строго приказывает себе, будто обращается к рабу: «Прикажи показать себе!» или «Ты должен показать на своей картине, прикажи!». Он мечтал о возможности нарисовать воздух, вернее, сделать так, чтобы можно было почувствовать воздух, ощутить влажность тумана. Сфумато – особый приём, особенное умение владеть красками – едва заметные, рассеянные оттенки: «Ты рисуешь воздух, который окутывает лица, фигуры, деревья… Прикажи себе!» Однажды герцог Литта, заказавший мастеру работу, пришёл в мастерскую и насмешливо сказал:

– Вы работаете уже три месяца, но нет никакого движения. Где же результат?

– Не тревожьтесь, – ответил Леонардо, – я просто стремлюсь к совершенству.

В 1864 году миланский герцог Антонио Литта написал письмо императору Александру II с предложением купить четыре работы великих мастеров, которые несколько веков принадлежали его семье: «К сожалению, семейство оказалось на грани разорения и, зная о любви императора к прекрасному, я готов отдать шедевры в хорошие руки». «Мадонна кормящая» («Мадонна с младенцем») стала называться «Мадонна Литта».

По поводу «Мадонны Литты» бытуют различные мнения, ведутся дискуссии. Некоторые авторы предполагают, что в работе принял участие один из учеников Леонардо. Споры продолжаются, но никто не сомневается в том, что это – величайшее произведение искусства. Даже самые жёсткие критики сходятся на том, что только Леонардо мог осмелиться найти новаторские приёмы, которые в картине имеются. В Эрмитаже никто не сомневается в авторстве Леонардо.

Жизнь музея – таинственная, бурная, странная, великолепная… Гедеонов понимал, как важно беречь эту жизнь, чувствовать её пульс и не стареть, не устаревать. Он оставил нам много заветов, много вопросов и много тем для размышления. Иногда я иду по Эрмитажу – смотрю, какие великие шедевры он смог привезти и сохранить, и знаете – я испытываю к этому человеку чувство глубокого почтения и уважения, и мне кажется, что гедеоновская энергия продолжает тревожить и будоражить нас, сегодняшних.