Хороший тон. Разговоры запросто, записанные Ириной Кленской

«Старый профессор вёл занятия, день был серый, пасмурный, настрой у студентов – тяжёлый, и профессор сказал: “У меня сегодня было чудесное утро: я шёл, моросил унылый дождь, я промок… и вдруг увидел в чёрной грязной луже пунцовую, чуть растрёпанную розу. Я залюбовался и подумал, что если человек умеет наслаждаться розой в луже, и облаком на небе, и птицами, и улыбками, – он здоров и счастлив, он сильный и многое может преодолеть”. Ты не просто так пришёл в этот мир».

Любимая фраза Дмитрия Сергеевича – старый совет восточного мудреца: «Если завтра конец света – успей посадить дерево». Люди стараются украшать свою жизнь, и это великое мужество.

Новый год в блокадном городе, в Эрмитаже. Орбели преподнесли в качестве новогоднего подарка тарелку со спичками – он много и с удовольствием курил. Художники устроили шикарный пир – стол, уставленный нарядными тарелками. Ветчина, икра, оливки, сыр, шоколад… глаз радуется: всё нарисовано живо, вкусно, весело – настоящий маскарад пустых тарелок. В каждом уголке бомбоубежища каждая семья по-своему встречала 1942 год. У каждого был свой праздник – и подарки, и угощение.

Ревекка Рубинштейн, сотрудник музея, египтолог, вспоминала: «Встречали Новый год вместе с Пиотровскими, с его мамой и его братом Костей. Собрали все свои пайки, кутить – так кутить. Я принесла пиво, мне его неожиданно выдали по талонам. Самый богатый вклад сделал Костя – он как военный имел хороший военный паёк».

Что принесёт нам Новый год? Что будет с нами?! Древние египтяне были уверены: «Маленькая забота ломает кости, маленькая хорошая новость даёт сердцу новое дыхание, маленькая капелька росы даёт полю новую жизнь, маленькая пчела делает мёд. Всегда твёрдо иди вперёд и всегда выбирай самые трудные и самые недосягаемые пути, ибо душа человека всегда стремится к месту, которое хорошо знает».

14 февраля 1942 года Борису Пиотровскому исполнилось 34 года. Он рассказывал, как отмечал этот день: «Приехал брат Константин, привёз краюшку хлеба. Но так как был сильный мороз, хлеб превратился в крошки. Орбели подарил мне флакон [от одеколона] со спиртом и кусок столярного клея. Угощение – каша из хлебных крошек и желе из столярного клея – казалось царским».

Жизнь продолжалась, работа продолжалась, трудились по мере сил, иногда и сверх сил: «Сверх сил своих стремиться ввысь». Отец говорил, что те люди, которые отчаивались, сдавались, лежали без дела, чувствовали полное равнодушие и безразличие ко всему – съедали за один день весь паёк на неделю и не выдерживали, погибали быстрее не только от дистрофии, но и от угнетённости, от ощущения полной безвыходности и безысходности. Люди, которые старались не погружаться в отчаяние, в гибельную тоску, продолжали работать, думать, строить планы – были гораздо крепче, и многим удалось выжить и жить дальше.

Конечно, даже самым стойким оптимистам часто не везло. Отец вспоминал:

«Подгаецкий Юрий – молодой, энергичный, счастливый, недавно женился на красавице, родилась дочка… Сил и замыслов было полно. Он умер у меня на руках. Когда я переносил его мёртвым, то не почувствовал его веса – настолько он исхудал. Я перевёз его рукописи в Эрмитаж. Узнал позже, что его жена и дочка погибли: машину, которая увозила их по “Дороге жизни”, разбомбили.

Ещё одна судьба: талантливый учёный Борис Евгеньевич Деген-Ковалевский сдал для защиты кандидатскую диссертацию “Курганы в кабардинском парке города”, торопился защитить, успел – защита прошла с блеском… а через несколько дней его сердце остановилось.

От судьбы не спрятаться, и всё-таки… работа спасала, она облегчала нам тяжёлую жизнь. Те, у кого день был занят работой, легче переносили голод. Поздно вечером, когда было чуть спокойнее, чем днём, и не было воздушных тревог, я любил работать в своём уголке, у коптилки. Моя коллега Антонина Изергина рассказывала, как она возмущалась: “Пиотровский в такое чудовищное время сидит себе, и хоть бы что, как будто ничего не происходит, и пишет, и пишет, а почерк – ровный, понятный, чёткий. Ну и нервы – крепыши, канаты”. А что было делать? Я готовил доклад о походе Саргона против Урарту – прочёл доклад. Мой учитель, профессор Сергей Александрович Жебелёв, пришёл в Эрмитаж послушать. Потом мы бродили вдоль Невы – шли медленно, учителю было тяжеловато. Сергей Александрович… человек элегантный во всех смыслах, глубочайший знаток Античности и археологии, блестящий переводчик Аристотеля, Платона, Аппиана. Помню, шёл снег, а Сергей Александрович улыбался: как красиво и как хорошо прошло заседание, как чудесно и как важно именно сейчас чувствовать, что научная жизнь не останавливается, бурлит, спорит, кипит. Хочется надеяться на новые дерзкие открытия. “Надежды – сны бодрствующих”, и как говорил мой друг Платон – честь наша состоит в том, чтобы следовать лучшему и улучшать худшее. Мы больше не виделись – профессор умер от истощения.