Хороший тон. Разговоры запросто, записанные Ириной Кленской

С книгой связано одно таинственное событие. Борис Борисович девять лет упорно искал памятники древней цивилизации Урарту, а точнее – руины сохранившейся крепости около Еревана, которая была названа в честь урартского бога Тейшебы. Никаких следов не удавалось обнаружить. Наконец – удача: в 1939 году вместе с коллегами он отыскал руины древней крепости Урарту. Это была мировая сенсация – о ней заговорили учёные всего мира. Удача следовала за удачей, одна находка великолепнее другой – иногда учёным везёт. Однажды они нашли прекрасную бронзовую статуэтку Тейшебы – урартского бога грома, бури и войны (надо заметить, что нашла статуэтку будущая жена Пиотровского – моя мать: студенткой она работала в экспедиции Бориса Борисовича). Говорили, он – грозный бог – появляется накануне страшных событий. Его нашли в июне 1941 года, а через несколько дней началась Великая Отечественная война… Через две с половиной тысячи лет Тейшеба вернулся из небытия. «По пути, в поле, я встретил почвоведа Ашота Читчана, – вспоминал Борис Пиотровский. – Не успел я с ним поздороваться, как он сказал: Борис, сегодня ночью немецкие войска перешли советскую границу. На следующий день работы прекратились, многие рабочие и участники экспедиции сразу уходили в армию».

Борис Пиотровский вернулся в Ленинград, в Эрмитаж: «Вернулся в Ленинград в первых числах июля. Поезд пришёл поздно вечером. Поспешил домой. В сумерках белой ночи дома, лишённые света, с чернеющими открытыми окнами, стояли, как крепости с раскрытыми амбразурами. Добрался до дома. Мать сообщила, что многие знакомые и мой брат, Константин, уже в армии – он в артиллерийской части, пошёл по стопам отца. О брате Юрии, враче, который служил на Дальнем Востоке, ничего не известно. <…> Первая бомбёжка днём, 8 сентября, – неожиданно. В небе с шумом большими группами летели, как хищные птицы, немецкие самолёты… Потом – грохот, яркие вспышки. Бомбили продовольственные склады. Потом к бомбёжкам привыкли. <…> Однажды был очень сильный налёт. Трудно описать и мучительно вспоминать – свою растерянность, испуг и полную беспомощность. Описать – трудно, пережить – тяжко. Дом трясся. Затихло. Я заснул – мне снилось, будто плотники делают гробы и заколачивают их».

В конце декабря прекратилась подача электричества и воды. К голоду прибавились темнота и холод. Воду брали из Невы, из проруби. За ночь прорубь замерзала, её приходилось вырубать заново, бесконечно и беспощадно. Каждый день к проруби спускался профессор, арабист Виктор Иванович Беляев. Мой отец ждал его – помогал спуститься вниз и подняться с ведром воды. Они шли вдоль Невы, беседовали – их волновали новые идеи, научные гипотезы. Обсуждали научные события горячо, яростно. Профессор говорил: «Жизнь бурлит, замыслов – множество, никуда отсюда не уеду. Мой дорогой друг, из осаждённой крепости не бегут».

Да, это было поколение, которому мы и в подмётки не годимся. Они жили полноценной, наполненной жизнью, не позволяли себе ныть, отчаиваться, погружаться во мрак действительности. «Надо не сдаваться, не позволять себе согнуться… Шевелись, если не можешь действовать, не можешь бурлить – булькай, но не смей терять признаков жизни и человеческий облик» – это были их правила жизни. Сегодня мы часто жалуемся на жизнь, плачемся, гордимся сверх меры, впадаем в депрессию, приходим в ужас от сложностей и чудовищной несправедливости. И я, сначала шутя, говорил: а кто обещал лёгкую жизнь? Потом стал говорить, может быть, резко, но, мне кажется, правдиво: тяжело сейчас, конечно, есть причины возмущаться и печалиться, но давайте почаще вспоминать блокаду, людей, живших в то время. Тогда было по-настоящему страшно, больно, мучительно, и разве не удивляют стойкость, гордость и смирение людей?!

Отец не любил вспоминать ужасы войны. Если он и говорил о ней, то больше о приятных событиях, о красоте. Например, о том, как живописно рвались снаряды на Петропавловском пляже, как сверкали огни взрывов, как величественно и грандиозно выглядел Эрмитаж, как падал снег на площадь и в инее сверкало Адмиралтейство – жутко и прекрасно, грандиозно! «Великолепие Эрмитажа… Необыкновенная роскошь завораживала. Мрамор и позолота под снегом. Опустевшие залы величественны, огромны. Стены – в сверкающих кристаллах изморози. Никогда они не были так таинственно великолепны. В залах стоял мороз, в зияющие проёмы окон дул ледяной ветер, в открытые двери виднелся уходивший вдаль длинный ряд изящных залов. Знакомые помещения выглядели необычно и даже жутко: пустые рамы, на полу лежали огромные шикарные люстры, в Рыцарском зале, как призраки, толпились раздетые, без оружия и доспехов, рыцари и их кони. Ужас и восторг, трепет и восхищение…»

Каждый видит то, что хочет видеть, и помнит то, что ему важно. Вспоминаю историю, которую рассказывал Дмитрий Сергеевич Лихачёв: