Хорошо Всем Известная (СИ)

Возник нервно почесывающий бороду профессор и заставил читать рассказ обитателям деревни. Согнанные в кучу бабы с хохотом показывали на Марнухина пальцем, а ребятня забрасывала его комочками грязи. Высмотренная в толпе с надеждой на сочувствие юница тотчас же высовывала красный слюнявый язык и дразнила змеиным его шевелением. Марнухин сознавал, что дело совсем худо. Возможно, его песенка спета. А ведь он уже почти докопался до истины, почти сообразил, что с Манечкой ему не по пути. Манечку - отторгнуть, и дело с концом, умозаключал он.

Организуя чтение, перед плохоньким подгнившим крыльцом дома усадил профессор писателя на землю, и все, кому было не лень, столпившись вокруг, демонстрировали силу и самобытность своей читательской критики, фактически распиная несчастного, постепенно превращая его наличность в некий холмик пыли, грязи и всяких отбросов. Марнухин, ужасно стыдившийся своего положения, закрывал руками пылающее лицо. В отупении чувств и упадке сил он чаял одного - поскорее отдать Богу душу, однако этот мнимо героический порыв лишь раздражал и раззадоривал победителей его литературы, и они выдумывали для него все новые и новые пытки. Бесподобно морща в едва сдерживаемом смехе конопатое лицо, скверная девка совала ему в ухо травинку, щекотала, а местный дурачок, корча уморительные рожицы, старался привлечь внимание литератора нечленораздельными возгласами. Невидимые, но могучие руки выковыривали беднягу из рамок, в которых он поставил себе задачей беспрерывно и неподкупно, с завзятым мужеством находиться. Но когда он уже определенно стоял на краю нравственной гибели, пришло спасение, причем с самой неожиданной стороны. Вперед выступила старая женщина с серьезным и умным лицом, остановила разбушевавшийся народ и воскликнула, указывая на Марнухина рукой:

- Посмотрите на него! Ведь это же вылитый Митенька Парамонов, наш незабвенный родич, наш, можно сказать, всемерно чтимый герой!

- Хорошо, расскажите о Парамонове, - сказал профессор.

Рассказ старой женщины был недолог и в высшей степени содержателен. Всему голова, всем родич, всякому здешнему отец родной - Митенька Парамонов. Обернувшегося этнографом Хренова завалили пожелтевшими фотографиями мифологического существа, чьи бренные останки давно уже покоились на местном кладбище. Голова... Отец родной... Покончив с чтениями, люд внезапно определился. Был форум, и звучал унылый рассказ залетного литератора, но это уже в прошлом, а настоящим сделался ошеломительный житейский подвиг героя, оплодотворившего целую деревню. Выпучив глаза, долго, с тягостной крестьянской медлительностью исследовали действительность на предмет сходства между той кучей дерьма, в которую превратился Марнухин, и запечатленным на плохонькой фотографии бравым молодцем. Что и говорить, сходство поражало. Начиналась агора, требовалось воспеть и, взяв за образец, как-то повторить подвиг. Несуетно, мягко навалились теплые бабенки на расползшегося отпрыска, предполагая вынашивать, ставить на ноги. Но профессор помешал осуществлению их планов.

- Ваш герой, - рассудил он, - по возрасту годится этому малышу в отцы, а когда б восстал из могилы, так сошел бы и за прадеда. Намек вычерчивается ясно, и историческую параллель провести нетрудно. Виновник дней. И этого достаточно. Больше ничего не делайте.

***

- Но если Митька виновник дней, - заметил чуть позднее муторно размышляющий Петя, - то странная выходит вещь и требует поверки, потому как Манечка, слышал я недавно, имела с ним знатные шуры-муры, так что же, стало быть, Манечка ейная, писателя этого, мамаша?

- Манечка что заноза, которая всегда и всюду впивается, и с кем она только не водила шуры-муры! Даже, думать надо, с ейным истинным отцом тоже. Но в данном случае, - возразила Катя, - она, скорее, старшая сестра, если брать по возрасту.

- Бабища всем хорошо известная не с лучшей стороны, это правда. Но что возраст? Возраст не помеха. Она могла данного писателя ровно в четырнадцать лет родить.

Марнухин уныло вслушивался в эти высказывания.

- У меня и свои родители налицо, мне другие не нужны, - вставил он как бы нехотя.

- Как ни крути, а все равно получается жуткий всплеск и затем поток кровосмешения, - возвестил Петя. - И я требую, чтобы в моем доме больше грехопадений не случалось. Чтоб никакой, тем паче, кровосмесительной напасти.

- Дом и мой, но я тоже требую, - веско припечатала Катя.

Профессор сказал:

- Прежде всего, надо снять с этого незадачливого писателя всякую ответственность за его дерзкую попытку помыться в одной с мамашами и папашами баньке. Даже и в глазах соседей он теперь стал тем, кому не запрещено ею пользоваться. А все, знаете ли, мифотворчество, в частности всплывшая нынче парамоновщина.

- У меня с ним свои счеты, - возбужденно вставил Гордеев, внезапно появившись.