Читаем Хосе Рисаль полностью

Как бы то ни было, вся семья опять вместе — вроде бы ничто больше не грозит ей, главное обязательство Рисаля — спасти семью от несчастий — выполнено. «Теперь мы живем здесь все вместе, — пишет он Блюментритту. — Мои родители, сестры, брат живут мирно, вдали от преследований, нас здесь не настигнут… Отец стал строже в суждениях и не хочет возвращаться на Филиппины. «Я хочу умереть здесь, я не хочу возвращаться домой, жизнь там невыносима», — говорит он. Из-за слепой ненависти монахов даже моя престарелая мать, которая всегда была такой набожной, сомневается в вере. Она говорит, что все ложь, что у монахов нет ни веры, ни религии. Она верит только в бога и в деву Марию, больше ни во что… Смотри, Испания, смотри, католицизм, — вот плоды твоей политики!»

Надобность в возвращении на Филиппины как будто отпадает — ведь Рисаль выполнил свой долг почтительного сына и младшего брата, что для филиппинца превыше всего. Но Рисаль уже не просто традиционно мыслящий филиппинец, у него есть высшие обязательства — перед родиной. Она рядом, она зовет его.

Пока же он с головой уходит в гонконгскую жизнь, через Басу расширяет круг знакомств. Особенно близко он сдружился с доктором Лоренсу Перейра Маркешом, своим соседом, личностью яркой и своеобразной. Вообще Рисаль редко сходится с заурядными людьми, он явно предпочитает людей необычных и даже сумасбродных. Эксцентричен Блюментритт, эксцентричен лондонец Рост, явно эксцентричен и Маркеш. Недовольный положением дел в монархической Португалии, он уехал в Дублин изучать медицину и стал республиканцем, а затем принял британское подданство и отправился в Гонконг, где работает судебным врачом, — ему, как «выскочке», закрыт доступ в высший свет Гонконга, состоящий из чистокровных англичан. Свое недовольство Маркеш изливает в не совсем обычных поступках, пламенных речах и столь же пламенных статьях, которые он печатает в газете «Гонконг Телеграф».

Ее издает еще более необычный человек, тоже ставший другом Рисаля, — Роберт Фрейзер-Смит, бесстрашный боец против всякой несправедливости, склонный в то же время к мелодраме и сенсационности, причем в погоне за ней он нередко переступает границы дозволенного. Однажды, полагая, что площадка для крикета, которой пользуется замкнутый клуб высокомерных англичан, расположена на земле, принадлежащей муниципалитету, он велел поставить там столик, обложился нужными книгами и спокойно готовил очередной номер газеты под открытым небом, пока полиция не препроводила его в узилище. Вся история газеты «Гонконг Телеграф» представляет собой непрерывную цепь судебных процессов по делам о диффамации; Фрейзера-Смита неизменно приговаривают к тюрьме или штрафу, а поскольку пребывание в тюрьме обходится дешевле и способствует рекламе газеты, он упорно предпочитает отсидку. В Гонконге тех лет с полным основанием утверждают, что «Гонконг Телеграф» редактируется в тюремной камере, где температуру эксцентричному редактору измеряют столь же эксцентричный тюремный врач Маркеш. Рисаль близко сходится с обоими, и его статьи — главным образом о «деле Каламбы» и положении на Филиппинах — часто появляются на страницах знаменитой в то время газеты[33].

Рисаль — частый гость в доме Басы, где собираются все филиппинцы. Верный своей привычке, Рисаль учит молодежь фехтованию и стрельбе: на крыше дома Басы он оборудует площадку для фехтования, а в подвале — тир. И неизменно поражает всех своей меткостью; как-то во время прогулки по морю он, почти не целясь, навскидку стреляет по бутылкам, кинутым в море, и по монетам, подброшенным в воздух. Ни одного промаха. «Каждый филиппинец, — не устает повторять Рисаль, — должен уметь постоять за свою честь». На детей Басы он производит столь глубокое впечатление, что они годы и даже десятилетия спустя с восторгом вспоминают о госте, посещавшем их дом. А Рикардо Баса (самый младший) расскажет и о том, как «дядя Пепе» учил их испанскому языку, а сам учился у них китайскому: придя в дом, он прежде всего выстраивал в шеренгу всех детей (а их у Басы десять!) и, обходя строй, каждому говорил слово по-испански и в ответ слышал то же слово по-китайски. И даже месяцы спустя помнил все китайские слова и воспроизводил их с правильным тоном, что так важно для овладения мудреным китайским языком. Младшие же Баса, к стыду своему, часто забывали испанские слова уже к следующему визиту гостя.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное