Хосе Рисаль

Бывают визитеры и у Рисаля. После Нового года неожиданно заходит монах-августинец, что-то вынюхивает, выспрашивает. Но в целом настроен благодушно и разговаривает с Рисалем, как положено разговаривать испанцу с «индейцем», на «ты», свысока, снисходительно, «по-отечески», а под конец беседы даже ласково треплет Рисаля за ухо. Человека с обостренным чувством собственного достоинства, обладающего безупречными манерами европейского джентльмена, такое поведение просто коробит. Но Рисаль сдерживается, однако, когда монах распускает руки, он тоже треплет бесцеремонного августинца за ухо, приговаривая: «Вы, падре, тоже этого заслуживаете». Разъяренный монах хочет вцепиться в Рисаля, но тот перехватывает кисть руки, выкручивает ее (ведь недаром же он тренируется каждый день), и изумленный монах падает на колени. «А вот этого, падре, вы никак не ожидали!» — говорит Рисаль и выставляет незваного гостя за дверь. Монах, несомненно лазутчик, строчит донос в Манилу: «Флибустьер вконец распоясался, надо принимать меры». Вечером Рисаль с веселым видом рассказывает семье о случившемся, но у них рассказ вовсе не вызывает смеха: все же монах испанец, Пепе так неосторожен. Но все молчат: сейчас Пепе главный, он содержит семью, и все-таки…

Рисаль старается отвлечься от дум о родине, о недавнем разрыве в Мадриде. Днем этому помогает обширная практика, приносящая солидный доход и славу врача-чудотворца, вечера он старается отдать писательству. Но никак не может сосредоточиться: замыслы огромны, а вот реализация их оставляет желать лучшего.

Визит назойливого августинца обращает мысли Рисаля в другую сторону: он еще не вдоволь посмеялся над монахами, надо создать еще одну сатиру. Он лихорадочно пишет ее — и не заканчивает. Эта работа — вершина антицерковных, антимонашеских памфлетов Рисаля, начатых еще в 1884 году. Но если в ранних работах Рисаль вкладывал насмешки над религией в уста земных людей, то теперь главным действующим лицом становится сам бог-отец, комическое снижение которого дает неотразимый эффект: он выступает как добродушный и немного рассеянный старик.

«Прошли века, — пишет Рисаль, — с тех пор как бог-отец забросил дела нашего мира, поручив управление им святым и другим модным идолам, которых люди в своем безумии стали обожествлять. Он увлекся другими солнцами и планетами, побольше и получше наших». Спохватившись, господь решил посмотреть, что же происходит на земле, и взор его упал на Филиппины. «Все там скакали и несли вздор, посвящая и прыжки и вздор ему, предвечному отцу… Предвечный отец решил, что он бредит. Он поправил очки и присмотрелся повнимательнее».

Призвав архангела Гавриила, бог-отец просит объяснить происходящее. Тот разъясняет, что такого поведения требует монах. Гавриил кратко излагает историю земли, и бог-отец возмущается захватом Филиппин Испанией и папами, правящими от его имени. Он выведен как забывчивый, во честный старик:

«… Так как ты их называешь?

— Монахи.

— А, ну да, монахи. Странное название. Не помню, когда я их создал».

Гавриилу надоедают расспросы, и он сваливает дальнейшие разъяснения на апостола Андрея, покровителя Манилы. Святой Андрей страшно пугается:

«— О боже, я здесь ни при чем. Я не виноват, я не хочу иметь дела с этими людьми, я честный святой, да и красноречием не отличаюсь. Я ведь человек неученый. Пусть они оставят меня в покое, мне и так хватает забот.

— Но ведь ты покровитель Манилы?

— Нет, нет… то есть да… нет, отче… да, отец… я хочу сказать, да, конечно, но нет… нет».

Наконец кто-то предлагает выслушать самих филиппинцев, и мысль эта так понравилась богу-отцу, что он, не сдержавшись, восклицает по-французски: «А la bonne heure!» — «В добрый час!» Однако же филиппинцы несут такую чушь, что бог-отец только разевает рот. Он возмущается, что святой Петр пускает на небеса всякий сброд. Осерчав вконец, бог-отец велит гнать всех прочь, а Иисусу приказывает спуститься на землю и разобраться во всем, что там творится во имя его.

Иисус и Петр спускаются на землю. Здесь, как всегда у Рисаля, тон резко меняется, от сатиры он переходит к мелодраме — небесные посланцы скорбят при виде происходящего на земле. Они решают сначала побывать в Гонконге, чтобы подготовиться к путешествию на Филиппины. Иисус принимает облик филиппинца, Петр — китайца. Когда посланцы небес попросили у монахов ночлега, их, как людей безденежных, просто выставляют за дверь. Наконец они садятся на пароход и прибывают в Манилу, где опять-таки убеждаются в богатстве доминиканцев, хотя, говорит святой Петр, «если я правильно помню, Доминик уверял меня, что его последователи приняли обет бедности». На таможне у них отбирают деньги, Иисуса Христа обзывают реформатом, а найдя записи, которые он ведет для отчета богу-отцу, также и бунтовщиком и заключают в тюрьму. Святому Петру удается улизнуть — он и на сей раз предает своего господина. На этом повествование обрывается, и каковы дальнейшие приключения Иисуса и Петра на Филиппинах, мы не знаем.