Хосе Рисаль

Чтобы отвлечься от невеселых дум, Рисаль с головой погружается в предпринимательскую деятельность и проявляет при этом недюжинные способности. Он ведь не раз утверждал, что обвинения филиппинцев в лени, в отсутствии деловых навыков и в нежелании их приобретать лишены оснований. Выиграв в лотерею около 6 тысяч песо (билет он купил в доле с Карнисеро и еще одним испанцем), он вкладывает большую часть в плантационное хозяйство (2 тысячи песо он, как почтительный сын, посылает отцу), которое скоро начинает приносить доход благодаря умелому ведению дела. Он полагает, что дает филиппинцам пример, достойный подражания, но и сам он, возможно, следует примеру обожаемого им Вольтера, который уже в фернейский период своей жизни не раз говаривал, что «нет ничего приятнее, как самому составить себе состояние».

В своей предпринимательской деятельности Рисаль сталкивается с ожесточенной конкуренцией китайского капитала: китайцы, пользуясь забитостью и пассивностью филиппинских крестьян, по дешевке скупают у них абаку и с выгодой перепродают в Маниле. У них же в руках вся розничная торговля, где цены, наоборот, повышенные, и Рисаль пишет матери: «Я поклялся ничего не покупать у них, а потому временами испытываю немалые трудности». Но Рисаль не сдается, он не может допустить, чтобы иностранцы наживались за счет филиппинцев, и предпочитает заказывать товары в Маниле, чем брать их в китайской лавке.

Вводит он и еще одно новшество: оказывается, местные дамы не носят чулок, и Рисаль как-то замечает, что это недопустимо. Его слова облетают Дапитан, и скоро дапитанские красавицы требуют в китайской лавочке чулки. Их нет, ибо никто отродясь здесь чулок не носил, но предприимчивый лавочник-китаец тут же шлет заказ в Манилу. И вот к очередной воскресной мессе все дапитеньас гордо демонстрируют друг перед другом удивительную обнову. Иезуит Висенте Балагер, узнав о причине такой популярности этой части дамского туалета, с амвона обрушивается на прихожанок: да знают ли они, что в Париже чулки носят только «эти женщины»? Слово священника на Филиппинах пока еще закон, местные дамы спешат домой, снимают чулки, чтобы никогда их больше не надевать, и китаец-лавочник несет убытки. Это немного утешает Рисаля — все-таки польза.

Карнисеро советует генерал-губернатору разрешить Рисалю взять к себе семью и даже дать ему пост провинциального хирурга, «который он не сможет оставить, и тогда Рисаль в Дапитане откажется от всего; надолго, а может быть, и навсегда забудет и друзей и политику. А в то же время мы сумеем выявить подлинных флибустьеров на этих островах». Семье действительно разрешают присоединиться к Рисалю (у него наездами бывают мать, сестры, племянники), что до флибустьеров, то два кабальеро — Карнисеро и Деспухоль — надеются добиться успеха перлюстрацией писем Рисаля, на этот счет Карнисеро получает детальные инструкции. Однако Рисаль действительно прекращает почти всякую переписку с соратниками по борьбе, так что команданте ограничивается изъятием писем на языках, которых он не понимает.

В делах слежки Карнисеро и Деспухоль рассчитывают на помощь иезуитов, которые надеются вернуть «блудного сына» в лоно церкви.

Сразу после высылки Рисаля в Дапитан туда на место приходского священника назначается не кто иной, как Франсиско де Паула Санчес — тот самый, который обучал юного Рисаля испанской поэтике и был его первым наставником в служении музам. Рисаль все еще глубоко уважает его — тем более что во время первого визита на Филиппины в 1887–1888 годах Санчес не побоялся публично выступить в защиту «Злокачественной опухоли». Назначение Санчеса — поистине «иезуитский» замысел, но он не приносит успеха. Рисаль и его бывший учитель вместе преподают в школе, симпатизируют друг другу, но в вопросах веры Рисаль остается несгибаемым, о чем Санчес и доносит своему начальству.

Тогда миссию возвращения «заблудшей овцы» берет на себя сам провинциал ордена иезуитов на Филиппинах Пабло Пастельс. Через Санчеса он передает Рисалю подарок — книгу, а в письме к другому дапитанскому иезуиту, Обачу, лестно отзывается о Рисале и просит довести этот отзыв до сведения ссыльного. Требования филиппинской и испанской учтивости, которые, как хорошо знают иезуиты, для Рисаля непреложны, просто обязывают его ответить на эту любезность. 1 сентября 1892 года, через полтора месяца после прибытия в Дапитан, Рисаль пишет письмо ученому иезуиту, начинающееся словами: «Достопочтенному П. Пастельсу. Отец мой! Хотя я и не имел чести заслужить письмо от вашего преподобия, ценный подарок, который вы соблаговолили передать мне через любимого учителя, и строки, которые вы посвятили мне в письме к отцу Обачу, обязывают меня написать Вам, ибо в Маниле у меня нет никого, кто мог бы отблагодарить Вас от моего имени».