Хосе Рисаль

В форте, в камере Рисаля, об этом ничего не знают. Он кончил писать стихи и, воспользовавшись несколькими минутами, когда его оставляют одного, прячет написанное в спиртовку. Вернувшийся Балагер вкупе с двумя другими иезуитами продолжает психологическую атаку: конец близок, должен же он поддаться слабости. Но их старания напрасны. Рисаль отходит ко сну.

Встает он рано и в 5.30 завтракает с дежурным офицером. Потом, узнав, что у него есть еще несколько минут, пишет последнее письмо семье: «Умоляю вас, простите мне то горе, которое я причинил вам, но рано или поздно мне все равно придется умереть, так лучше уж умереть сегодня, в расцвете сил. Дорогие родители, брат, сестры, возблагодарите бога, который даровал мне спокойствие духа перед смертью. Я умираю отрешенным и надеюсь, что с моей смертью они оставят вас в покое.

О, лучше умереть, чем жить, страдая! Пусть это вас утешит…

Похороните меня в земле, положите камень, поставьте крест. Мое имя, год рождения и смерти — больше ничего. Если захотите, соорудите потом ограду. Но никаких годовщин! Я предпочитаю Паанг Бундок (кладбище на севере Манилы. — И. П.). Пожалейте бедную Хосефину».

Под письмом нет ни даты, ни подписи.

В 6.15 появляется защитник Рисаля лейтенант де Андраде — он должен сопровождать подзащитного на место казни. Рисаль просит его передать слова прощания семье, а главное — не забыть отдать его спиртовку сестре. Лейтенант дает слово выполнить последнюю просьбу обреченного. Потом приходит мать в сопровождении двух дочерей. Рисаль обнимает их, передает только что написанные послания. Вновь появляются иезуиты: Балагер, Марч, Вилаклара. Балагер тут же уходит: по его словам, он не может сдержать слез, его сердце разрывается, Два других иезуита будут с Рисалем до конца.

Начальник охраны вызывает еще двух солдат, и они связывают Рисалю руки за спиной, локоть к локтю. Выстраивается процессия: впереди трубач и барабанщик, потом Рисаль с двумя иезуитами по бокам, за ними Андраде. Конвой из солдат-артиллеристов окружает процессию. Начальник охраны дает команду, процессия трогается в путь. Безупречно одетый, в котелке, белом жилете и галстуке, Рисаль спокойно идет на Голгофу. Они сворачивают направо, выходят из форта и следуют вдоль крепостной стены на Багумбаянское поле. Несмотря на ранний час, вдоль дороги толпы народа. Рисаль всматривается в лица — знакомых нет. Так всматривался во враждебную толпу герой «Злокачественной опухоли» Ибарра. Но на этот раз спасения не будет.

— Какое прекрасное утро! — обращается Рисаль к Андраде. — Сколько счастливых минут я провел здесь! А вон и Атенео! Там я учился семь лет.

Крепостная стена кончается, открывается Багумбаянское поле. Там выстроено незамкнутое каре солдат: с трех сторон они окружают место казни, четвертая, обращенная на запад, в сторону моря, открыта.

Рисаль ускоряет шаг. Его встречает офицер, назначенный для приведения приговора в исполнение. Рисаль пожимает руку Андраде, прощается с иезуитами.

— Если хотите, можете стать на колени, — предлагает офицер.

— Нет.

— Надеть вам повязку на глаза?

— Нет.

— Тогда станьте вот здесь, спиной к солдатам.

Я хочу стать лицом к ним.

— У меня приказ.

— Но ведь я не предатель, я не предал ни мою страну, ни Испанию!

— У меня приказ, — повторяет офицер, — и я обязан выполнить его.

— Как хотите. Но тогда можно стрелять не в голову, а в спину?

Офицер пожимает плечами — об этом в приказе ничего не сказано, так что он не возражает. Он подходит к солдатам и отдает команду. Воспользовавшись паузой, один из двух врачей, которые должны засвидетельствовать смерть, подходит к Рисалю и щупает пульс.

— У вас совершенно нормальный пульс! — с удивлением говорит он.

Один из иезуитов тоже решает воспользоваться заминкой: он торопливо подбегает к Рисалю и протягивает ему крест для поцелуя. Рисаль молча отворачивается.

Офицер отдает команду, солдаты вскидывают ружья, гремит барабан. Иезуит бегом бросается за линию солдат.

— Конец! — говорит Рисаль.

— Пли! — командует офицер.

Раздается залп из устаревших «ремингтонов» образца 1870 года. Какую-то долю секунды Рисаль еще стоит, потом в предсмертном усилии поворачивается лицом к восходящему солнцу и падает на спину. Залп прогремел в 7 часов 03 минуты 30 декабря 1896 года. Трижды звучит «Да здравствует Испания!». Оркестр играет «Кадисский марш». Филиппины потеряли своего величайшего сына. Испания навсегда потеряла Филиппины.

* * *