Дни многих музыкальных журналистов проходят в постоянной, неизбывной тоске по «большим артистам» – особенно сейчас, в эпоху интернета, когда музыки вокруг так много, как не было прежде никогда, а серьезным культурным феноменом она, тем не менее, становится значительно реже, чем раньше. Музыка ведь сейчас и впрямь практически повсюду – в кафе, в магазине, в ресторане, в такси, в аэропорту или в метрополитене, наконец, в плеере или мобильном телефоне в любую минуту, и при этом она везде фон: звуковые обои для какого-то другого занятия – для еды, для примерки одежных обновок, для ожидания посадки на рейс. И есть ощущение, что она даже сочиняется, записывается и продюсируется – подспудно – именно с этой целью: чтобы не отвлекать, чтобы сопровождать всякую прочую жизнедеятельность. Мне кажется, что ренессанс виниловых пластинок, о котором в последнее время часто говорят, связан именно с этим – с не всегда артикулированным, но назревшим у очень и очень многих слушателей желанием, перефразируя президента Трампа, make music great again, а если и не саму music, то уж по крайней мере процесс ее прослушивания. С желанием вернуть этому процессу былую ритуальность и самоценность – ведь в свое время музыка требовала полного погружения, внимания, сосредоточения, заинтересованности… Когда пластинку нужно раз в двадцать минут вставать и переворачивать на другую сторону, это маленький, но все же шажок именно в эту сторону.
Кто-то может сказать – да ладно, все это не имеет смысла без артистов, которые будут останавливать на себе слушательское внимание, полностью завладевать им! Верно – в их отсутствие слушай хоть винил, хоть mp3, ничего не изменится, это все равно будет скорее сублимация идеального опыта знакомства с музыкой, чем сам этот опыт. Но иногда такие артисты все же появляются и в XXI веке – пролетают рядом с нами яркими кометами, а потом сгорают в плотных слоях атмосферы. И героиня этой главы – как раз из их числа. Правда, если у кометы по астрономическим законам должен быть хвост, то у нее вместо него – пышная стоячая прическа «пчелиный улей». Но в остальном – все сходится.
Как это ни удивительно, песня «Rehab», вероятно, главный хит английской певицы Эми Уайнхаус, так и не побывала на первой строчке в британском хит-параде. То же самое поначалу касалось и альбома «Back to Black», главной заявки Эми на место в вечности: по выходе он занял третье место в чарте, пропустив на первые два диски Робби Уильямса и группы Girls Aloud. Про последних Уайнхаус говорила, что «честно говоря, просто не может заставить себя слушать это дерьмо» – что ж, деликатностью формулировок Эми никогда не отличалась; впрочем, в 2012-м Girls Aloud спели кавер-версию «Rehab» во время своего выступления на BBC, так что, судя по всему, зла на сочинительницу песни они не держали.
Так или иначе, с «Back to Black» все вскоре встало на свои места, и пластинка, которая сейчас считается одним из главных альбомов 2000-х и шедевром авторской неосоул-музыки, попала на вершину британского музыкального рейтинга аж четыре раза. Правда, престижную премию Brit Awards в 2007 году дали не ей, а альбому Arctic Monkeys «Whatever People Say I Am, That’s What I’m Not» – решение, которое по крайней мере мне не было понятно ни тогда, ни сейчас; Arctic Monkeys в самом деле вырастут в замечательную, сильную, талантливую группу, но произойдет это намного позже (и будет описано в соответствующей главе этой книги). Впрочем, черт его знает, может быть, жюри Brit Awards каким-то шестым чувством поняли, что эти люди находятся на подъеме, движутся вверх и вперед, а для Эми «Back to Black» так и останется пиком карьеры? Наверное, спроси их об этом сейчас, члены ареопага уже и не вспомнят собственные мотивы 12-летней давности.
Как бы то ни было, по состоянию на сегодняшний день диск Уайнхаус является вторым самым продаваемым альбомом XXI века, уступая лишь дебютному лонгплею одной из ее самопровозглашенных последовательниц, певицы Адель. Этот успех часто принято объяснять продакшном Марка Ронсона; сторонники этой версии в доказательство своего тезиса обычно предлагают послушать два прижизненных альбома Эми Уайнхаус, «Frank» и «Back to Black», один за другим и почувствовать разницу. В самом деле, на первом никакого Ронсона не было, а на втором он виртуозно управляет всеми процессами, и трудно поспорить с тем, что с его гуттаперчевым шестидесятническим звуком Марк просто-таки идеально подходил для того, чтобы работать с главной британской ретро-певицей своей эпохи. Их первая встреча с ходу превратилась в маленький анекдот: Эми не признала в Марке большого продюсера, считая, что тот непременно должен быть старым и с бородой – ну то есть как Рик Рубин! – и потому приняла его за простого саунд-инженера. Но когда недоразумение раскрылось, они быстро и здорово сработались, легко найдя точки соприкосновения: в частности, творчество шестидесятнических соул- и R&B-артистов вроде The Shangri-Las.