Конечно, в значительной степени интерес к анатолийскому року – это очередной извод моды на все экзотическое, охватившей мировую культуру в XXI веке. В отличие от всех прошлых поветрий такого рода (от стиля «шинуазри» в искусстве эпохи рококо до, например, экспериментов Питера Гэбриэла или Пола Саймона в 1980-е годы) нынешнее не имеет колониального привкуса: наоборот, возобладавший в западном обществе дискурс предписывает ценить в чужой культуре как раз то, что она чужая, наслаждаться ее инаковостью. В этом смысле турецкие записи 1960–70-х в самом деле подходят как нельзя лучше: и ритмически, и гармонически они существуют в своем собственном мире, мало соприкасающемся с условной «западной традицией».
Так, например, ритмическая организация местной поп-музыки прямо восходит к звучанию янычарских военных оркестров – тому самому, которое еще в XVIII веке завораживало Йозефа Гайдна и Вольфганга Амадея Моцарта своими неслыханными в мире венского классицизма резкими перкуссионными эффектами (последний, в частности, сочинит по мотивам гастролей в Вене турецкого оркестра знаменитое «Рондо в турецком стиле», известное в народе как «Турецкий марш» – заключительную, третью часть фортепианной сонаты № 11). После революции 1923 года и установления республики Кемалем Ататюрком военные оркестры в Стамбуле и Анкаре никуда не делись – просто оказались сами по себе, а не привязанными к обслуживанию двора султана, как раньше.
Гармонически же турецкий рок опирается на местную народную музыку, которая, в свою очередь, всегда имела ладовую основу. То есть, иными словами, в ней не было представления о тональности – обо всех этих хорошо знакомых нам с первого класса музыкальной школы до-мажорах и ля-минорах, а также привычных взаимоотношениях между тоникой, доминантой и субдоминантой. Вместо этого турецкие фольклорные песни (как, собственно, и любые другие фольклорные песни) организованы иначе: мелодия конструируется исходя из определенного набора звуков и последовательности их чередования, заданных правилами того или иного лада.
Многие главные герои анатолийского рока начинали еще в 1950-е: Эркин Корай, например, собрал свой первый ансамбль – кавер-бэнд для исполнения песен Элвиса Пресли – в 1957-м, а Барыш Манчо несколькими годами позже заявил о себе как местный Чабби Чекер, исполнитель твиста. Однако в некое новое качество их музыка перешла целое десятилетие спустя – когда в Турцию, не обращая внимания на государственные границы и культурные различия, стали проникать флюиды западного психоделического рока. На то есть сразу несколько причин. Для начала, те же серф и мерсибит, конечно, пользовались в Турции определенной популярностью, но лишь среди образованной стамбульской публики; дело в том, что это была преимущественно англоязычная музыкальная культура, а английским подавляющее большинство слушателей (да и музыкантов) попросту не владело. Психоделия же, напротив, была декларативно инклюзивным движением – более того, ее важной составной частью оказывался как раз своеобразно понятый восточный мистицизм. Вот только если западные психоделисты нуждались в разного рода расширяющих сознание веществах для того, чтобы ввести себя в состояние мистического трипа, то у турецких весь этот чудесный экзотический восток был прямо под боком, они в нем жили. И, разумеется, не преминули этим обстоятельством воспользоваться.
Но нельзя упомянуть и кое-что иное: столь волнующий нас сейчас полиэтнический, мультикультурный саунд анатолийского рока 1970-х – во многом искусственный феномен, навязанный его исполнителям извне. Проиллюстрировать эту мысль можно, к примеру, песней «Lorke, Lorke» одной из первых анатолийских поп-групп, Silüetler. В сущности, само название проекта довольно прозрачно выдает стилистические ориентиры участников ансамбля: Silüetler, то есть «силуэты» – это почти что The Shadows, то есть «тени»; к слову, The Shadows со своим инструментальным серфом в Турции в те годы были популярнее, чем The Beatles – видимо, как раз по причине отсутствия языкового барьера. И звучание у песенки соответствующее: ну да, тоже бойкий инструментальный серф. Есть лишь одно принципиальное отличие: серф-хит «Lorke, Lorke» основан на турецкой народной песне! А все потому, что в середине 1960-х газета Hürriyet учредила конкурс «Altın Mikrofon» для молодых артистов, победители которого получали возможность за казенный счет записать свои песни в студии, но поставила условие: песни, которые исполняли конкурсанты, должны были либо быть исполнены на турецком языке, либо иметь в своей основе народный материал. Учитывая, что иной возможности записаться у подавляющего большинства молодых музыкантов в Стамбуле и других городах попросту не было, выбор оказался невелик: либо и дальше прозябать в безвестности, либо сыграть по навязаным правилам – но получить шанс на прорыв.