Хождение в Кадис

– Прежде всего, успокоиться. Порывистость и гнев – самые дурные советчики. Каракка может простоять в Кадисе еще долго, за это время или вернется губернатор, или выяснится, как вызволить Фердинанда.

– А может, попросить падре Бартоломео, чтобы он поговорил с капитаном, устыдил его?

– Возможно. Надо обдумать, как представить ему дело. Пожалуй, я приглашу падре разделить с нами дневную трапезу и там обо всем потолкую. Вполне вероятно, что у него могут оказаться свои рычаги воздействия. А сейчас давай пройдем мимо «Санта-Нинья», я хочу своими глазами увидеть этот корабль.

Но причал, возле которого еще вчера покачивалась на волнах пришвартованная каракка, был пуст. Только темные пятна на плитах от факела, пылавшего перед трапом, свидетельствовали о том, что вчерашний разговор с капитаном был не сном, а явью.

– Где «Санта-Нинья»? – спросил Сантьяго у рыбака, меланхолично сидевшего на пирсе с удочкой в руках. Рыбьи хвосты беспорядочно торчали из плетеной корзинки, стоявшей возле него на краю пирса. Судя по тому, что рыба уже вываливалась наружу, он сидел тут с самого рассвета.

– «Санта-Нинья», фитью, – присвистнул рыбак. – Во-о-он, видите парус на горизонте? Она еще поутру снялась в патрульное плаванье.

– В патрульное плаванье! – с ужасом вскричал Сантьяго, хорошо понимающий, что это значит.

– В патрульное плаванье? – переспросил гранд де Мена. – Это на сколько?

– Да кто ж может такое знать, – добродушно ответил рыбак. – Может, полгода, может, на восемь месяцев. Если на риф напорется, то через неделю, а если встретит турецкую эскадру – уже никогда.

Они возвращались домой в мрачном молчании.

– Что будем делать? – наконец спросил Сантьяго.

– Больше ни во что не вмешивайся, – ответил гранд. – Предоставь дальнейшее мне.

Почтительно проводив отца до дверей кабинета, Сантьяго забежал к себе в комнату, вытащил из укромного места черную книгу и направился к Пуэрто де Тьерра. Пробираясь через шумную толпу, он не переставая просил Бога сделать так, чтобы Хайме Родригес оказался дома. И Бог услышал его молитву.

– Надеюсь, уважаемый гранд, – вежливо произнес еврей после взаимных приветствий, – вам удалось разыскать брата.

– Пока еще нет, но мы близки, очень близки. Поэтому я хочу еще раз погадать на книге.

– Прошлое предположение оказалось недалеко от истины? – осведомился Хайме, но Сантьяго пропустил его вопрос мимо ушей. Меньше всего на свете ему хотелось расширять круг людей, знающих о том, что Ферди угодил в лапы к содомиту.

Процедура повторилась точно в той же последовательности: Сантьяго написал на клочке бумаги вопрос, наугад засунул его в книгу. Хайме раскрыл ее и принялся изучать.

– Думаю, вам подойдет следующий отрывок, – наконец произнес он. – В конце первой страницы рассказывается о том, как Мирьям положила своего младшего брата Моисея в корзинку, обмазанную глиной, и пустила ее по Нилу. Корзинка застряла в камышах и там ее нашла служанка дочери фараона. Можно предположить, что ваш младший брат сейчас плывет на каком-либо судне, лодке или плоту, и чтобы его отыскать, необходимо обратиться к слуге могущественного владыки.

Сантьяго стоял, не в силах произнести ни слова. Услышанное потрясло его до глубины души. Все было так четко, ясно и понятно, что оставалось лишь немедленно действовать.

– Вот что, Хайме, – сказал он тоном, не допускающим возражений. – Мне нужно срочно повидаться с тем человеком. Ну, вы же понимаете…

– Да-да, – перебил его еврей. – Конечно, понимаю, не нужно повторять. Это не просто, но… Для вас я постараюсь…

– Когда?

– Совершенно случайно я должен с ним встретиться сегодня вечером. Приходите перед закатом и отправимся.

– Хорошо. Буду перед закатом.

– А книгу? – уже в спину спросил его Хайме. – Вы обещали мне книгу!

– Когда Ферди вернется домой, – не оборачиваясь ответил Сантьяго.

Он побродил по улицам Кадиса и вернулся домой. Хуан-Антонио вручил ему любовно начищенную кирасу.

– Вот тут, возле вашего герба, несколько царапин, – с огорчением сообщил он. – Мне так и не удалось заполировать начисто. Но их почти не видно.

«Эти негодяи хотели сбить герб, чтобы уничтожить улику», – подумал Сантьяго, но ничего не сказал старому слуге, взял из его рук кирасу и отправился к себе в комнату.

После семейного обеда он немного поспал, вернее, провалился в жаркое забытье, из которого выкарабкался весь покрытый липким потом, с дрожащими руками и ногами. Затем сел к столу, написал письмо родителям. Он предполагал, что чрезвычайные обстоятельства могут заставить его отлучиться на несколько дней по важным делам, и просил родителей не беспокоиться. Конечно, проще было бы сказать об этом за обедом, но написать оказалось куда проще, чем объяснять устно, ведь в разговоре неминуемо возникли бы вопросы, отвечать на которые он пока не знал как.