В то же время небесперспективно рассмотрение как скопческого, так и хлыстовского обряда в параллели с церковной исповедью, одной из функций которой до сих пор остается маркирование принадлежности верующего к общине, согласию или конфессии. В этом случае традиция приема новых членов в общину через «исповедь» показывает отношение христоверов к официальной Церкви: христоверы воспринимали себя не как новое согласие, каким его принято было считать, а отдельной общиной в рамках православия, сохраняющей литургическое общение с Церковью. А. Г. Берман предлагает также сопоставить клятвы христоверов с чином монашеского пострига.
В 1720-х годах в Венёвской общине обряд привода состоял в обещании соблюдать аскетические требования христоверов и не рассказывать про общину, что закреплялось целованием креста или иконы. Будущий игумен Варлаам Самсонов так рассказывает о своем «приводе»:
В том собрании по повелению собравшихся людей приложился я к образу Божьей Матери в том, чтоб хранить мне чистоту душевную и телесную и хмельного не пить, и с женою своей не совокупляться, и про собрание их и веру, которую называли Христовою, никому не сказывать, что я и исполнял…[211]
В позднейшей традиции христоверов Христа и Богородицу брали «в поруки» – икона была символом их присутствия во время произносимой клятвы. Аналогичным образом в православной традиции осмысляется Евангелие, лежащее во время исповеди на аналое. В чине исповедания говорится: «Се чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание Твое… Се и икона его пред нами». Икона здесь есть Евангелие или крест.
В практике московской общины, как следует из расспроса Лаврентия Ипполитова, клялись на кресте – значит, функционально крест и икона равнозначны:
После обеда Лупкин говорил ему, Ипполитову: ежели-де он пожелает доброго и видеть царствия небесного, то-де он покажет путь и учение веры своей ко спасению… Ипполитов той веры от него и пожелал. И Лупкин-де, сняв со стены крест и держав в руке, учил его… И ежели-де он того себе пожелает, то б дал им свое клятвенное обещание, что ему о том как на исповеди отцу духовному, так и в судах судьям и никому отнюдь не сказывать. И в том он в верности с клятвою своею к тому кресту приложился и поклонился тому Лупкину в землю[212]
.В московской общине Андреяна Петрова «привод ко кресту» включал не только проповедь христовщины (двоеперстия, отказа от спиртных напитков, запрета посещать крестины и свадьбы), но и чтение новозаветных текстов – Евангелия, Павловых посланий и Деяний апостолов.
Немаловажным для христоверов требованием были ночные молитвенные бдения, результатом которых должно было стать сошествие Святого Духа:
И Лупкин-де велел ему в доме своем по ночам молит[ь]ся с полгода, и тогда-де может Бог ему и в доме его то объявит, и Дух Святый на него самого снидет; тогда-де ему, Ипполитову, вернее самому будет и того ради и сам в согласии с ним быть возжелает.[213]
Запрет на разглашение «тайны учения» в традиции первой половины XIX века трансформируется в поэтапную «инициацию»: новых членов допускают на радение только после длительного испытательного срока: