В допросе другая крестьянка, Мавра Борисова, говорит, что «в том собрании [у Настасьи Карповой –
С практикой раздачи сухарей, просфор и «всенощных хлебов» в 1721 году в Москве мы уже сталкивались в деле о князе Мещерском, который не относил себя к христовщине. Можно допустить, что это была достаточно распространенная городская практика (или заимствованная у горожан), связанная с традицией привозить из монастырей просфоры, которые использовали для исцеления и употребляли понемногу, кроша или отгрызая кусочки[225]
.У князя Мещерского были найдены два артоса[226]
и «сухарей пшеничных с полчетверика», о которых князь сказал, что «взятые-де в дому его два хлеба артусы имал он из Воскресенского монастыря, а в сухари крошены благодарные всенощные хлебы, которые освящали в доме его попы, також и в новопостроенной церкви во время освящения, которые он и раздавал богомольцам»[227].Богомольцы приходили в дом князя Мещерского поклониться чудотворной иконе Смоленской, которая стояла у него в доме (а после – в построенной по обету церкви), и получить исцеление. Среди приходящих бывало и духовенство. Так, в показаниях священника Семена Иванова говорится, что «давал-де он, князь, ему, попу, из лампады масла и сухари, и он-де маслом мазался, а сухари ел и получил малое здравие ноге»[228]
.На допросе князя Мещерского спросили, откуда у него сила исцелять, намекая на колдовство: «Зараченин Степан Чемов на тебя объявил, что ты жонку Ирину Вирижницу, которая билась оземь, бил четками и говорил “Изыде, нечистый душе”[229]
и после акафиста [перед иконой Смоленской Богоматери, которая была в доме князя и считалась чудотворной –Раздача церковного хлеба (просфор, антидора, артоса, хлебов на вечерне) мирянам для домашнего употребления – это одна из ближайших аналогий к тому, что происходило на собраниях христоверов. В одном из показаний христоверов говорится о замене просфоры хлебом так: «вместо просвиры накрошил хлеб»[231]
.С употребление воды для исцеления мы также сталкивались в деле о князе Мещерском. Однако, речь шла об окроплении освященной водой, а не о потреблении ее внутрь. После знакомства с рассказами христоверов, создается впечатление, что никаким сакральным смыслом вода не наделялась – это был напиток, который пили и которым запивали хлеб. Подобным же образом относились и к квасу.
Третьей возможной составляющей трапезы христоверов (кроме хлеба и воды) был квас. Квас был распространенным напитком и единственной «едой», которую, согласно Духовному регламенту, монахи могли брать в кельи из трапезной. Мы уже встречали упоминание о существовании обычая зайти после монастырской обедни в монашеские кельи выпить квасу (подобно тому, как теперь после богослужения можно зайти в церковную трапезную выпить чаю).
Из следственных документов мы знаем, что на собраниях, которые совершались в 1732 году в Москве на девятый, двадцатый и сороковой дни после смерти Прокопия Лупкина монах Иоасаф Семёнов «разрезанный хлеб кусочками раздавал, и [участники собрания] принимая, ели и квасом запивали…»[232]
В собраниях, проходивших в московском Ивановском монастыре в тот же период, была похожая практика: монахиня Настасья Карпова «раздавала резаный кусками хлеб да квас, а в какую силу не сказывала»[233]
.Одна из участниц собраний у Настасьи Карповой, крестьянка Марья Емельянова рассказывала, что «хлеб и квас, которые от учительницы ей преподавались, принимала она, просто, смотря на других, а чтоб вменять то вместо причастия, ей ни от кого было не сказано; посвящения и молитвы над этим хлебом и квасом какие были, она не видала и ни от кого о том не слыхивала»[234]
.В допросе другая крестьянка Мавра Борисова говорит, что «в том собрании [у Настасьи Карповой] причастия и преподаяний освященного не было»[235]
, а следователь добавляет в скобках – «опричь того, что принимали хлеб кусочками и захлебывали водой»[236].Мы видим, что в первой половине XVIII века ни в одном из известных собраний (в Москве, Венёве, в Угличском уезде) потребление хлеба и кваса не считали таинством.
Известно только одно упоминание о символическом освящении кваса в общине Ивановского монастыря: Настасья Карпова в квас «погружала крест и, прилепя вощаную свечу, говорила над ним Исусову молитву»[237]
.