Хождение за два-три моря

— Он тоже… ой, не могу! Он тоже ж выпрыгнул! — отплевываясь и по-собачьи подгребая, захохотал Даня. — Батя, ты где? Батя!!

Рядом всплыла кепка. За ней показалась макушка Сергея. Оценив ситуацию, судовой врач открыл рот, в который незамедлительно полилась донская вода.

— Счебубы… тпфу… чего ты ржешь?!

— Смешно, — Даня вдруг замолчал, вытаращил глаза и с отчаянным криком «батя!» нырнул, я за ним. В желтовато-голубой воде поднимались белые пузыри. Больше ничего не было.

— Вот он! — когда мы всплыли вторично, нервно хохотал уже Сергей. Неуправляемый «Гагарин» описывал дугу. Теперь он шел поперек течения. За кормой на лине болтался спасательный круг. В ореоле брызг мелькала голова шкипера.

— Сейчас врежется! — Яхта неслась к пустынному левому берегу. Я зажмурился. Сейчас будет треск… треск…

Треска не было. Я открыл глаза. Не дойдя до берега, яхта села на мель. Мотор работал вовсю, но «Гагарин» не двигался. Мы увидели, как Данилыч взбирается на борт.

— Да тут мелко! — Сергей встал на ноги. Течение вынесло нас на отмель. Рядом, у песчаной косы, болтался злополучный матрац.

— С ума со-шли! — четко, как бы отдавая команду, прокричал в рупор капитан. «Гагарин» сполз с мели, развернулся и стал на якорь. Данилыч вновь, на этот раз неторопливо, покинул яхту и поплыл к нам.

— Вот так и возникают суда без экипажа, — резюмировал Сергей. — «Летучий голландец» на Дону!..

— Ничего, вот оно… все хорошо, вот оно… — отдуваясь, повторял Данилыч. — Я так и думал…

— Чего ты думал? — подозрительно спросил Даня.

— Ничего. Хотели купаться — купайтесь…

— Нет, ты договаривай!

— Ну ладно, — сдался капитан, и я вдруг почувствовал: я знаю, что сейчас последует. — Опять «Мечта» появилась. Мне на шлюзе сказали. Капитан, говорят, в черном свитере.

В фуражке с крабом, пижон, ходит.

— М-да… — после короткого молчания протянул Сергей. — Это уже мистика.

— Я так и знал: что-то случится. Вот оно и случилось, — с явным облегчением закончил шкипер. — А теперь, я имею в виду, отдохнем…

Во всяком случае, на сей раз «Гагарин» был обязан «Мечте» отдыхом. Мы огляделись. Город Константиновск нежился за рекой. Здесь, на нашей стороне, было удивительно тихо. Скат песка плавно спускался к воде. Выше начиналась трава, сухой кустарник, за ним — неожиданно влажный, свежий лес. Светло-голубая протока разрезала лес, открывала его взгляду — и уходила, терялась в путанице зелени, в желтых мысках.

Даня, сладострастно мыча, зарылся в сухой, пропитанный солнцем песок. На лице мастера по парусам застыло глуповатое выражение счастья. Сергей, перейдя вброд протоку, скрылся в молодом лесу и оттуда неразборчиво кричал нечто радостное. Я бродил по отмели. Наивно копируя речную рябь, песок на дне слежался твердыми барашками. Когда я наступал на крошечный подводный бархан, он оживал, песчинка за песчинкой уходил из-под ног, норовил засосать в свою сантиметровую глубину. Казалось, какие-то мягкие зверьки возятся под ногой, щекочут, стараются подрыть стопы неведомого им Гулливера, повалить и потом связать, опутать теплыми нитями течения. Я делал вид, что побежден, и падал в воду.

Эпизод с купанием и «Мечтой» уже забывался. Как всегда после очередного явления «Попандопуло», я быстро перестал верить в его существование. Светлый жар летнего полдня был чужд мистике; а верней, в нем самом, в удивительной красоте Дона чувствовалась тайна куда более важная. Начинало казаться, будто я чем-то ей обязан, что-то немедленно должен угадать; и когда, покинув место отдыха, «Гагарин» двинулся дальше, это далекое от безмятежности чувство только усилилось. За Константиновском холмы отошли в сторону, река петляла по широкой долине, и Дон, кажется, еще похорошел. На крутых поворотах фарватер вплотную прижимался к берегу. Палубу накрывала тень, в нескольких метрах у борта проходили узловатые корни деревьев, выползшие из глинистой почвы. В таких местах русло сужалось, мощное течение рождало воронки, «Гагарин» плелся со скоростью провинциального пешехода. А за поворотом снова открывались широкие, стоячие плесы, их выпуклая поверхность сверкала белой ртутью, лесистые острова разделяли ложе реки, и Сергей, сверяясь с картой, каждый раз говорил:

— Эта протока называется Старый Дон.

Сергей опять увлекся навигацией. Сменив меня на руле, он первым делом развернул карту и озабоченно спросил:

— Где мы, по-твоему, находимся?

Я этого не знал и даже не хотел знать. Навигационный пыл Сергея противоречил самой сути реки. Мы были на Дону. Зачем знать точней? Меня куда больше интересовало чувство, которое вызывает монотонная красота реки, чередование проток, непрерывный ритм мотора. Я прилег и попытался сосредоточиться.

Из путевых записей Сергея.

17.20. Хорошо «шьем»! Вечером должны быть у Николаевского шлюза. Проходим лесистый остров, перед ним было резкое сужение русла и поворот направо. На карте все это есть, но возле поворотного буя написано: № 2564. А на самом деле — № 2586.