Остатки солярки скопились на самом дне глубокого танка. Ведро, опущенное на веревке, сразу же за что-то зацепилось. Я полез его освобождать. Внутрь вел узкий, крутой трап. Внизу было темно и душно. Казалось, чихнешь — насыщенный горючими парами воздух взорвется.
— Спички дать? — закричал, заглядывая в люк, Даня.
— Давай, а то ни черта не видно!
Этого диалога Степаныч не вынес и разыскал помпу — чего мы, собственно, и добивались. Через полчаса все баки «Гагарина» были полны солярки, а вскоре с ответным визитом на яхту прибыл Степаныч. В кулаке он зажимал стакан.
— Нальете? — Вопрос звучал утвердительно. По палубе буксира прошли две девушки.
— Привет, Валечка! — закричал Даня. — Заходи в гости!
— Не, спасибо. Мы загорать идем.
— Сгоришь! Или сглазят.
— Ничего! — Хихикая и оглядываясь, девицы удалились. Из открытого трюма баржи поднимался конус песка — чем не пляж? Мастер по парусам загадочно хмыкал. Когда же он успел познакомиться? С яхты Даня не сходил, девицы раньше не появлялись… Старею. Когда-то такие вещи не казались загадками.
— У нас нет карты Цимлянского моря, — заявил Данилыч.
— Можно на буксире переснять. А надо ли? Какое-то водохранилище, Цимла…
— Надо! Цимла Цимлой, а море морем. Вот оно.
Мы с Сергеем взобрались на мостик буксира. Капитан толкача был сама любезность. Карту? Пожалуйста. Калька, карандаши — все найдется. Речные моряки — тоже моряки.
«Тоже…» Мы, яхтсмены без году неделя, чувствовали себя мальчишками перед седым капитаном. А для него, видавшего добрых три десятка навигаций, важно было одно — «ребята с моря». Он как бы оправдывался, рассказывая о трудностях апрельских рейсов по Дону, когда еще не весь лед сошел, о затяжных восточных ветрах, о короткой, «непроходимой» зыби Цимлы. «Не море, конечно, но…»
Меня интересовал один казус. Песок на Дону есть повсюду — каждые десять километров встречается земснаряд, занятый добычей этого ценного стройматериала. Большинство барж, идущих против течения, везли именно песок. Но и по течению везли его же! Мне казалось, что это еще одна загадка Дона.
Но для капитана сей парадокс не существовал. Из его объяснений я понял только одно слово — «Тонно-километры».
Сергей кончил переснимать карту. Мы немного постояли на открытом крыле капитанского мостика. Речные толкачи снабжены высоченной надстройкой. Шум мотора был здесь почти не слышен.
Прямо под нами рассекало воду длинное, сверху неожиданно изящное тело баржи. «Гагарин» сыновне приютился под ее боком. Желто-голубая река была видна на три поворота вперед. Сергей сделал несколько снимков. Потом, зимой, мы посмотрим на них и вспомним Дон — подстегнем память. Для всех прочих это будут просто картинки: река и лодка под боком ржавой баржи.
Пока что я не нуждаюсь в напоминаниях. Донской путь «Гагарина» скоро окончится, но все еще сохраняет надо мной странную власть. Власть дороги. Поперек Дона протянулась степь. Когда-то по ней шло переселение народов — всегда с востока, волна за волной. Обратное движение удавалось редко и ненадолго. Все мы, так называемые европейцы, — потомки тех, кто прошел по этим местам. Власть прошлого. Она давит, как всякая власть. Но она заставляет оборачиваться.
Закат. Еще один донской закат. В море таких не бывает. Дело тут, наверно, в исключительной сухости перегретого воздуха, в мельчайшей песочной пыли, которую несет восточный ветер. Сначала все окрашивается багровым. В реке течет густая венозная кровь. Потом резкий, неожиданный перелом. Червонный монохроматизм рождает фиолетовый тон — внезапно, без подготовки, без игры промежуточных красок. Каждый охотник желает знать… — здесь это правило неприменимо, середины спектра нет, сразу: каждый — фазаны. В небе, на воде, даже на листьях — всюду слияние и разделение, яростная борьба двух мрачных, первобытных тонов. Ничуть не красиво, скорее страшно. Жесткий фиолет побеждает, но и сам уничтожается, съедает и себя. На востоке открываются острые белые зрачки звезд. Почти светло, но красок больше нет. Это уже ночь, избавление.
Шлюзы перед Волгодонском проходили в темноте. Огонь прожектора плясал на взрыхленной воде, сверху неслись мегафонные выкрики, суета не давала опомниться. «Гагарин» проскочил две камеры, соединенные каналом, и снова вышел в спокойную черноту. Благодетель-буксир ушел, мы остались одни. Справа виднелись огни порта. Яхту опять покачивало — впервые за последние пять дней.
Глава 2 У третьего моря
Начиная с Цимлянского водохранилища путешествие «Гагарина» вступило в новую фазу. Даня должен был уезжать для прохождения студенческой производственной практики. До конца наших с Сергеем отпусков оставалось несколько дней. Становилось очевидным, что в Астрахань мы можем и не успеть.
Поняли мы это не сразу.
Письмо от 30 июля