Фотографии шкуры заставили меня призадуматься ещё сильнее. Пять кругов были неуловимо похожими, отличаясь только размером. То, что было вписано – или вышито – внутрь каждого и что Тим по-простому называл «фекалиями», показалось мне до боли знакомым, хотя понадобилось некоторое время, прежде чем я безошибочно заключил:
– Это карты. Причём одна и та же, только по-разному развёрнутая и разного размера. Это наша Земля, если посмотреть на неё сверху, с Северного полюса. Кажется, такой угол называется «азимутальной проекцией». Говорят, он точнее отражает расстояния, чем обычные карты того же масштаба. Европа вышла так себе, но вот Африка и обе Америки угадываются сразу.
– Твой дядя это тоже заметил. Сказал, что такие карты полезнее морякам, чем глобус.
На всякий случай Тим покопался в интернете и нашёл несколько вариантов этой самой азимутальной проекции. Нужная нам значилась как «полярная». Теперь он мог воочию убедиться в моей правоте и задаться напрашивающимся вопросом:
– И что же это значит?
Я не стал спешить с ответом. Что бы могла означать находка, например, нанизанных на одну нитку земных глобусов разного размера? Что автор хочет таким образом выразить свою любовь к божественному творению? Или что у него под рукой оказались не арбузы, не жемчужины, а именно глобусы? Бог или боги, кстати, тоже никакого шара не создавали: насколько мне известно, про шар нигде в религиозных писаниях не сказано, только про землю, про воду да твердь наверху. А не вокруг. Кстати, насчёт круга. Круг на фотографиях напоминал фрезерную пилу с повёрнутыми к центру зубцами. Внешняя его граница оставалась идеально гладким кольцом, а вот внутренняя, хотя и повторяла круг, шла рваной линией – мимо южной оконечности Южной Америки, Южной Африки, Австралии…
– Это лёд, – вырвалось у меня.
– Что?
– Эти кольца – льды Антарктиды. Если Земля плоская, они должны опоясывать наш мир.
– А ты тоже думаешь, что она плоская? – Тим аж подпрыгнул на стуле.
– Тоже? – в свою очередь удивился я.
– Мы с Ингрид пришли к этому выводу. И твой дядя так же думал.
– Те книжки, которые ему в этом помогали, я ведь не только отсылал, но и отчасти почитывал. Так что да, похоже на то. У вас тут на эту тему никаких легенд нет?
Я иронизировал, но Тим не понял и задумался.
– Припоминаю, что та самая Уитни… когда мы ей про находки сдуру рассказали, она нам в ответ изложила странную историю насчёт земляного червя, который, по её словам, прокопал проход в другой мир, «соседний с нашим». Оттуда и пришли первые люди. Может, таких миров было несколько, и они здесь, на этой шкуре и изображены?
– Одинаковые?
– А почему нет?
– Людей много, но нет двух одинаковых, – резонно, как мне показалось, заметил я. – Даже близнецы, если присмотреться, сильно отличаются.
– Этим мирам необязательно быть одинаковыми. Они могут быть просто похожими.
Во фразе Тима был свой резон. Я снова посмотрел на фотографию. Возможно, он даже прав: контуры континентов повторяли друг друга в целом, но не настолько, чтобы не отличаться совершенно.
– Сколько этой шкуре может быть лет? – зачем-то спросил я.
– Сколько угодно. Многое зависит от хранения. Насколько я помню, она не была жёсткой, не была изъедена всякой гадостью, обычная шкура с необычной вышивкой. Может, десять, может, сто, может, больше. Это что-то меняет?
– Пока не знаю.
– Как можно отличить старую вещь от новой? Никак. Если она не передавалась из поколения в поколения, если её не нашли в руинах старого дома, если её не откопали с большой глубины, то её не с чем сопоставить. Старуха говорила, что не видела саркофага в пещере, когда была там лет пятьдесят назад.
– Разве ей можно в чём-то верить?
– Едва ли, конечно, но про саркофаг она явно не знала, когда мы разговаривали. Хотя про саму пещеру знала всё.
– И какой ты из этого делаешь вывод?
Вместо ответа Тим показал мне свою руку. Широкое запястье украшал красиво вышитый матерчатый браслет красного цвета.
– Это талисман, – пояснил он. – Называется «Пламя Тора». Мне продала его старуха. Вот, смотри. – Он снял браслет с руки и положил рядом с фотографией железного «ожерелья». – Видишь, насколько они похожи? Она не могла не знать о существовании этой электрической железяки, поскольку сама изображала её в таких вот украшениях. Где она могла её видеть? Когда? До того, как эту штуковину кто-то уложил в саркофаг? Кто это был? Её знакомые? Она сама, в чём теперь ни за что не признается? И уж тем более зачем? Спрятали? Создали место силы? Ни на один вопрос я пока не в состоянии найти ответа. Но уверен, что он скрывается в похищении. Кто бы ни украл наши находки, обязательно знает, зачем он это сделал.
– Ход мысли правильный, – не стал спорить я. – Однако не стоит спешить с выводами. Мне приходилось сталкиваться с преступниками разных мастей и вынужден признать, что исполнители далеко не всегда в курсе того, что им велят сделать. Поэтому обычно, когда их ловят, то обязательно пытают, чтобы выйти на заказчиков.