Хозяева плоской Земли

В этой связи мне вспоминалась история, свидетелем которой я стал ещё когда была жива бабушка. Наши соседи решили как-то завести овец, что было непривычно, поскольку у нас пропитание обычно добывалось охотой. Мешать им никто, разумеется, не стал, а мне очень даже нравилось отправляться поутру на маленькое пастбище, где отец семейства по очереди с двумя сыновьями выгуливал и выкармливал хорошеньких овечек. Когда овечки и барашки подросли, их начали убивать. Я наблюдал, как ни о чём не подозревавшее животное, только что мирно пощипывавшее травку, превращалось в опасного зверя, сражавшегося за свою жизнь, отбиваясь от превосходящих сил людей с ножами и верёвками. При этом остальные овцы тупо наблюдали за происходящим, продолжая живать и думать, будто ничего подобного их не коснётся. Хозяева даже не заботились о том, чтобы привязывать их на ночь к колышкам: всё стадо жило в наспех огороженном вольере с простенькой калиткой, которую, как я удивленно замечал, просто прикрывали, иногда не удосуживаясь запирать на щеколду. Хозяева правильно считали, что вполне достаточно одной добродушной собачки, которая умела громко лаять, если ей не нравилось поведение той или иной овцы. Тупые животные боялись её страшно и не помышляли о побеге, даже если и догадывались о том невесёлом будущем, которое их всех ждало. Помню, мне однажды стало их всех так жалко, что я под вечер подкрался к вольеру и открыл калитку настежь, ожидая, что мои милые овечки разбегутся и тем спасут свою жизнь. Не тут-то было. Даже когда я вошёл в вольер и попытался направить их неохотный бег в сторону открытого пространства, они упорно уворачивались и семенили куда угодно, только не к свободе. Я заметил, что более старшие норовили боднуть при этом молодняк, если тот правильно понимал мои намерения и трусил к калитке. В итоге я выбился из сил и с вершины своих трёх или четырёх лет решил, что больше не стану помогать этим дурам. Когда я наутро рассказал бабушке о произошедшем, она с улыбкой пожурила меня, сказав, что это дело соседей, и я не должен вмешиваться, а когда я спросил, почему овечки предпочли остаться, предположила, что их удержал вкусный корм. На том бы всё и закончилось, если бы где-то через год ни подрос один из барашков, у которого между рожек оказалось больше серого вещества, чем у других. Почувствовав, вероятно, что конец близок, он по пути с пастбища к домашнему вольеру свернул и побежал обратно, к лесу. Соседи рассказывали, что пустили за ним собаку, однако та лишь получила копытами по лающей морде, заскулила и отстала. Так барашек и убежал, в гордом одиночестве, поскольку ни одна овца не последовала его примеру. Соседские мальчишки утверждали, что он был дураком, и его в лесу наверняка задрали волки, но я им не верил и твёрдо знал, что он жив и здоров в отличие от всего остального стада, которое вскорости перерезали, потому что хозяевам надоело с ним возиться.

Поводом для разговоров о форме и природе Земли нам служила та самая тетрадь, которую Конрад получил в наследство о Кроули. Похоже, старик за последнее время круто пересмотрел свои взгляды на жизнь и окружающее, и изложил их, как мог, для благосклонных потомков. Конрад читать мне её не давал, однако сам пролистывал, и когда в наших делах наступала передышка, нет-нет да и заводил разговор на эту явно всё больше волновавшую его тему.

– Есть очень простые доказательства того, что Земля плоская и неподвижная, – начал он, когда мы колесили через лес обратно в Окибар забирать наших туристов. – Ты когда-нибудь слышал про гироскоп?

– Да, судя по названию, это прибор.

– А что он делает? – Поскольку я затянул с ответом, Конрад продолжал: – Он помогает определять наклон того предмета, к которому прикреплён. Впервые его, говорят, использовали ещё в конце девятнадцатого века, как ты думаешь, зачем?

Я пожал плечами.