Хозяйка болот

Его шаг быстрый, а спина широкая, ни единого намека на лишний вес, который появляется у большинства мужчин его возраста. Двор рядом с домом усеян сорняками и сухой травой.

– Туда не смотри. А вот здесь начинается самое хорошее. – Он указывает на растущие в изобилии гортензии, высокие пушистые шарики размером с капусту, зеленые, лиловые и розовые. – Знаешь, на одном и том же кусте можно вырастить разные цвета. Все зависит от кислотности почвы.

По периметру сада растут оранжевые и красные камелии. У них нет запаха, как будто затем, чтобы сбалансировать тяжелую сладость, витающую над крыльцом.

– На днях я проезжал мимо дома твоей матери. Вы сдаете его в аренду?

Я киваю.

– Так где ты остановилась? – спрашивает он.

– А… в Таллахасси.

Капитан поворачивает голову под углом.

– Талли? Где? И почему?

– Где? Ну, прямо там, на улице Калхун… Здание почему-то называется «Капитолийский парк». По логике там должен быть либо большой зеленый луг, либо семиэтажный гараж, – смеюсь я.

– А почему Таллахасси?

– Я там сейчас работаю. Ой, это ревень? – Я указываю на некогда аккуратные ряды темно-зеленых листьев и красных стеблей.

– Ты любишь ревень? Я отрежу тебе немного. – Он достает из кармана складной нож и резко открывает его.

Пытаюсь остановить хозяина, но он уже стоит на одном колене, отгоняет и проклинает слепней, разрезая стебли. Те истекают красным соком на его руки.

– Моя жена пекла лучший в мире пирог с ревенем, – говорит капитан и смотрит вперед, положив запястье на колено.

Его развод вызвал кучу сплетен. Однажды, пока Шаппель был на работе, его жена Рита собрала детей и уехала.

Что-то там было с деньгами – я никогда не вникала, но знаю, как беда коллеги подействовала на моего отца. Однажды ночью он сказал матери: «Как она могла бросить такого парня, как Фрэнк Шаппель? И забрать его детей?»

Стебли ревеня поддаются его ножу.

– Мой отец был в восторге от вас, капитан Шаппель.

Он поднимает взгляд.

– Ну и зря. Я не настолько хороший человек.

Не знаю, что на это сказать, поэтому продолжаю:

– Капитан Шаппель, когда умер мой отец…

Он прерывает меня, не поднимая глаз.

– Было очень грустно, когда твоего папы не стало.

– Угу. Вы были так добры к нам потом, выбили все эти льготы и проследили за тем, чтобы мы не нуждались.

Он смотрит на меня с того места, где стоит на коленях. Его глаза по-прежнему ярко-голубые, а взгляд неподвижен.

Я сглатываю.

– Я просто хочу сказать: я знаю, что произошло на самом деле. – И моргаю.

Он стоит и смотрит вниз. В нем, должно быть, метр девяносто, на добрых двадцать сантиметров выше меня. Его лицо скрыто в тени, в одной руке он держит перочинный нож, а в другой – стебли ревеня, с которых капает сок.

– Лони Мэй, – говорит Шаппель, – нельзя верить всему, что слышишь.

– Полагаю, нет. – Солнце слепит, я стараюсь на него не смотреть. – Гм, а можно мы вернемся в дом?

Капитан подходит к задней лестнице и чуть не хлопает сетчатой дверью, прежде чем я ловлю ее и проскальзываю внутрь. Он садится, все так же держа в руках стебли ревеня. Я снова устраиваюсь в ротанговом кресле.

– Капитан Шаппель, тут такое дело. Мой брат Фил не знает… подробности смерти отца, и, если возможно, я бы оставила все как есть.

Он ничего не говорит.

– Но брат решил, что раз папа умер «при исполнении служебных обязанностей», – я делаю кавычки в воздухе, – мама имеет право на какие-то другие льготы от государства, которых никогда не получала. Он хочет подать… Я не знаю, документы или что-то еще, чтобы попытаться выбить эти льготы. Я пыталась сказать ему, что папа на самом деле был не при исполнении, когда… ну, знаете… умер, так что, возможно, не стоит копать дальше. Фил не хочет меня слушать, но если бы совет шел от вас – например, если бы вы рассказали ему, что сделали…

Он ерзает в кресле, смотрит в сторону.

– …с документами, отчетом об инциденте, тогда…

Капитан смотрит в окно.

– Не хочу ставить вас в неловкое положение, – бормочу я. – Все строго между нами. И раз Фил в силу возраста не может ничего помнить, вы ему только поясните насчет «при исполнении». Остальное… – Я качаю головой. – Расскажу ему я… если… когда придет время.

Его сильная челюсть расслабляется, и он улыбается.

– Конечно, Лони. Я поговорю с ним. Если ты уверена, что дальше это не пойдет.

Я киваю и достаю из сумки клочок бумаги.

– Вот. Его номера. Рабочий и мобильный. – Кладу их на журнальный столик между нами.

Шаппель жестикулирует ревенем.

– Ладно, ты знаешь, как его готовить, да? Надо варить стебли, пока они не станут мягкими, да сахара побольше, чтоб не горчило. – Он встает и идет на кухню.

– Эм, капитан Шаппель? – окликаю я. Язык во рту сухой, как печенье, но или сейчас, или никогда. Он единственный человек, который может иметь представление о причинах смерти моего отца. – Можно спросить вас…

Капитан уже на кухне, достает лист белой бумаги для заморозки, чтобы завернуть ревень.

– Гм… помните ту ночь, когда вы пришли сказать моей матери… что случилось… – Я встаю позади него, у кухонного стола. – Можно спросить… В смысле, до этого, на работе, как… как выглядел мой отец?