Слава богу, он замедляется. Затем говорит:
– Да, Барт сегодня подал иск. Похоже, процесс не займет много времени.
– Барт… что сделал?
У Фила даже одышки нет.
– Запустил наши дела с государством. Сказал, лучше сделать все через суд, типа мини-иска, чтобы мама быстрее получила свои деньги. Как только докажем, что папа был на дежурстве…
Я останавливаюсь.
– Фил, я же говорила тебе не делать этого! Тебе что, капитан Шаппель не звонил?
– Капитан?.. – Фил бежит спиной вперед.
– Фрэнк Шаппель, – говорю я, догоняя его. – Прежний босс папы.
– Зачем ему мне звонить? – Он снова разворачивается.
– Фил, вели Барту отозвать иск или… что он там должен сделать, чтобы все остановить.
– Почему? Что плохого?
– Мошенничество – вот что плохо. Если мы скажем, что папа был при исполнении, то фальсифицируем… документы. – Я пытаюсь говорить так, будто знаю юридический жаргон, но на деле просто бормочу. По всей вероятности, мошенничество, совершенное двадцать пять лет назад, всплывет во время дурацкого судебного мини-процесса и приведет к последствиям, которые я никак не могу сформулировать.
Фил держит свой устойчивый темп.
– Лони, как я уже говорил тебе, в бланке прямо написано: «При исполнении служебных обязанностей».
– Там стоит подпись Фрэнка Шаппеля?
Он пожимает плечами.
– Ты хочешь сказать, тебя не волнует, жульничаем мы или нет?
Сверху раздается тонкое чириканье. Каролинский крапивник.
– Лони, если мы этого не сделаем, как мы будем платить за содержание мамы?
– Содержание? – выдыхаю я. – Как бессердечно.
Фил движется вперед: шаг – вдох, шаг – вдох, ритм перкуссиониста.
– Ты понимаешь, о чем я. Ты собираешься взять все это на себя?
– Побежали, – говорю я. Разгоняюсь до предела, но Фил проносится мимо меня, как будто только что наступил на скейтборд. Вот из-за чего в конце концов ссорятся семьи. Деньги, правда и верность. Но в основном деньги.
Если брат не успокоится, деньги от этих пособий по смерти могут испариться, а сам Фил узнает некоторые факты, к которым не готов. О, какого черта Шаппель не позвонил моему брату?
Принимаю душ, нахожу в справочнике номер Шаппеля. Звоню, но ответа нет. И опять нет. И опять. Ему и надо-то было сказать моему брату: «Это я написал “при исполнении”, чтобы обеспечить вам страховку».
Я что, много попросила?
Звоню каждый час. Звоню ночью. Обрываю телефон, как отвергнутая любовница, вешаю трубку и набираю снова. Это выглядит нелепо, и я наконец ложусь спать. Встаю рано утром и звоню снова.
И тут я понимаю. Он пытался намекнуть мне, но я из вежливости постеснялась уточнить, что капитан имел в виду. Когда он предложил мне клюквенный сок, то сказал, что ничего другого не чувствует. Разве так не происходит с людьми, когда они больны или даже умирают? Он казался таким бодрым. А вдруг потерял сознание? Если бы он упал, кто бы ему помог? Шаппель может лежать там несколько дней, и никто не узнает.
Еду к нему домой. Небо затянуто тучами, а свисающие виноградные лозы затеняют крыльцо – прямо сцена из нуарного фильма. Звоню в дверь, жду, потом стучу. Жду еще немного, стучу сильнее. Если человек мертв, он не ответит, что бы я ни делала. Открываю сетчатую дверь и пробую ручку. До сих пор не могу поверить, что люди в Тенетки не запирают двери.
Я вхожу на цыпочках.
– Капитан Шаппель?
Вдруг он жив, просто переодевается? Было бы ужасно. Я кричу громче.
– Капитан Шаппель? – И тут я вижу его, полностью одетого, но лежащего навзничь. Ноги в коридоре, все остальное растянулось на кухонном полу.
– Капитан Шаппель, – говорю я громко. Его губа распухла, а на стойке над ним кровь. На голове большая рана, которая соответствует размерам дверного косяка. Я беру телефон и звоню в 911, потому что даже маленький Тенетки знает, что такое чрезвычайная ситуация.
Когда приезжает скорая, я отправляюсь с ним в больницу. В пути он приходит в себя и говорит: «Лони Мэй!» Кажется, капитан не понимает, что происходит. Сейчас не время просить:
– Должно быть, я потерял сознание, – говорит он, а потом снова отключается. Доезжаем до больницы, и медики забирают его. Я сижу и переживаю о нем, как о близком, хотя мы даже не родственники.
Долгое время спустя в приемную выходит врач.
– Мы оказали помощь мистеру Шаппелю, и его состояние стабильно. – Он разглядывает мое лицо. – Вы были там, когда он… поранился?
– Нет, я нашла его. Позвонила ему домой, он не взял трубку, я приехала, а он там лежит…
Доктор смотрит на меня. Я полагаю, они должны проверить версию с жестоким обращением с пожилыми людьми.
Я начинаю чувствовать себя виноватой, хотя не имею никакого отношения к его травмам.
Доктор бегло просматривает свои записи, затем снова глядит на меня.
– Возможно, он мог получить эти травмы при падении, но я должен сообщить в полицию, если мы заподозрим… что-то другое. Говорите, на кухонном столе была кровь?