Хозяйка болот

Худощавый седовласый мужчина задевает ходунками пальцы моих ног, и я снова возвращаюсь в вестибюль дома престарелых. Встаю со своего места, но не иду назад в комнату матери. Вместо этого я, спотыкаясь, выхожу на раскаленный асфальт парковки и уезжаю. Миную пустующий дом Рабидо с седеющими ставнями и заруливаю на подъездную дорожку к моему старому дому, месту моего преступления.

Мистер Мелдрам появляется из-за особняка, стягивая садовые перчатки. В своей белой футболке он как яйцо в комбинезоне.

Я вылезаю, потирая потные ладони о джинсы.

– Здравствуйте. – Я изображаю вежливость. – Я просто проезжала мимо и…

– Фил был здесь вчера. Починил небольшую протечку наверху. Ручка горячей воды не желала слушать никакие уговоры… – Щеки у мистера Мелдрама розовые.

– Вы занимаетесь садоводством, – ровно замечаю я.

– Ага. Если вы не против, мне бы вернуться к работе. Еще много дел, пока солнце не сядет.

Иду за ним. Зачем я здесь? Может, увидеть ручей и грязь, подтвердить свою вину? Или может быть, я пришла за целебными травами?

– Вот тут мы помидоры посадили. – Мы заворачиваем за угол дома, и он указывает на ряд тощих кустов. – А здесь четыре грядки острого перца.

– Постойте, а где сад с травами? – На месте аккуратного маминого ковра лишь кучи грязи да пара уцелевших растений. Это не тот двор, который мы покинули всего несколько недель назад.

– А, ну, мы с Лоррейн травами не увлекаемся. В жизни не различим, где хорошая, а где сорняк.

– Ой. – Я отворачиваюсь. – О нет.

– Что такое? – спрашивает он. – Вам нехорошо?

– Мне нужно идти. – Я бреду к машине, бормоча. Смотрю на то, что когда-то было моим домом, и не глядя выруливаю на улицу. Все сокровища Рут вырваны с корнем. Что я ей скажу? Соболезную потере?

Нет, я ничего ей не скажу.

50

2 мая

Утреннее солнце пробивается сквозь жалюзи в квартире. Я закидываю руку на лицо и лежу неподвижно, как труп, на нестираных простынях. Робот в моем мозгу велит: «Работай». Я заставляю себя встать и, спотыкаясь, бреду к покосившемуся пластиковому столу.

Карандаш. Чистый лист. Мертвая птица. Мертвое дерево.

Снаружи палит солнце. Внутри моего черепа сверкает молния.

Рисовать. Канадский журавль. Последний.

Провожу линию. Вторую. Третью. Торгуюсь сама с собой. Если не лягу в постель, могу отключиться за столом.

Что мне нужно, так это самоисцеление. Из сада. Но сад вырубили и сожгли.

Настенный телефон звонит. Кто знает этот номер? Не могу думать.

Еще звонок. Три. Четыре. Низкое «здравствуйте». Предыдущий арендатор записал сообщение на древний автоответчик. «Вы позвонили…», «Би-би».

«Привет. Это снова Эстель. Я звонила тебе на мобильный, но ты, видимо, отключила звук. Набери меня, когда будешь дома».

Она знает, что я работаю. Она хочет птицу. Четыре птицы. На дереве. Я вздыхаю.

Еще звонок. Машина щелкает и жужжит. «Здравствуйте, вы позвонили…»

Лента гудит, пищит. Прекрати звонить, Эстель.

Пауза. Мужской голос.

– Привет. – Пауза. – Просто интересно, что с тобой вчера случилось. Я думал, мы собирались… Черт, ненавижу голосовую почту. Просто позвони и скажи, встретимся ли мы сегодня вечером.

Поднимаю голову, встаю, подхожу к стене, беру трубку.

– Адлай.

– Привет, – говорит он. И ждет.

Я жду.

– Так мне… Ты…

Я ничего не говорю.

– Что происходит? – Его голос словно доносится из недр длинного туннеля.

– Что происходит? – повторяю я.

Он ждет.

– Мне сказать тебе правду или ложь? – спрашиваю я.

– Извини? Лони, ты говоришь как-то странно. Мне перезвонить позже?

– Нет. – Я держу тяжелую трубку. – Ты не захочешь разговаривать с вруньей.

– Так. У тебя какие-то неприятности? Хочешь, я приеду?

– Пожалуйста, не надо.

– А. – Секунду он ничего не говорит. – Извини, кажется, я что-то упустил.

Ага.

Он ждет.

– Ты, э-э, отталкиваешь меня?

– Похоже на то.

Наступает долгое молчание. Потом раздается щелчок.

Я выхожу из кухни. Сажусь на диванчик с узором «огурцы». Проходят минуты. Жаль, что Адлай позвонил. Сказанного не вернуть обратно. «Что происходит?» – спросил он.

Что я могла сказать? Ой, я тут узнала, почему моя мама меня терпеть не может? Но тебе хорошего дня.

Я сижу и смотрю в никуда. Как под наркозом.

«Они пропалывают сад?» – спросит мама. О да, ма. Пропалывают. Повыдирали оттуда все эти чертовы сорняки.

Эстель снова звонит и надиктовывает сообщение: «Лони, прости. Необязательно сажать всех четырех птиц на одно дерево. Просто ответь на мой звонок. Пожалуйста, не сердись на меня». Она смешивает работу и дружбу, а ведь обещала, что не будет. Бедная Эстель. Не принимай это на свой счет.

Я все еще в пижаме. Я торгуюсь. Я могу вернуться в постель, если захвачу свой альбом для рисования.

Подпираю подушку, сжимаю карандаш, закрываю глаза. Я не говорила, что обязана рисовать.