Сначала я работала в отеле «Космополитен», но потом мне предложили работу младшей медсестры и водителя у хирурга-ортопеда, доктора Мэрион Рэдклифф-Тейлор, или просто Мэтти. Родилась она в Новой Зеландии, но в Рабауле жила уже более двадцати лет. Она окончила медицинскую школу в 1922 году, «в те времена, когда женщины-врачи считались сомнительными личностями», как она однажды сказала мне. Мэтти работала хирургом в больнице Данидина, а затем отправилась в Лондон в надежде претендовать на стипендию Королевской коллегии хирургов. Узнав, что женщинам нельзя посещать лекции в Лондоне, она поехала в Эдинбург. Получив диплом, она ненадолго вернулась в Новую Зеландию, затем направилась в Западную Австралию. После неудачного брака она в 1954 году переехала в Папуа – Новую Гвинею. Ее, ярую феминистку, возмущало, что женщины не получают равную оплату за равный труд, поэтому она открыла в Рабауле свою частную практику по ортопедии.
Мы с Мэтти здорово сдружились, обе стремились расширять границы и обе не принимали «норму»: именно тогда я осознала, что я – тоже феминистка. Женщины повсюду выступали за равную оплату труда, штурмовали карьеры, в которых доминировали мужчины, и – да-да – выбрасывали свои бюстгальтеры.
– Для чего, скажи мне на милость, ты носишь лифчик, Рути? – спросила у меня Мэтти через несколько недель после того, как я начала работать на нее. – Избавься от него!
И я начала избавляться от него, но оставляла в тех случаях, когда носила легкую, прозрачную одежду или занималась спортом. Я была благодарна природе за маленький бюст.
Мы на машине объездили весь остров Новая Британия, проводя осмотры в деревнях, принимая роды и вправляя сломанные кости. Мэтти выполняла небольшие операции и раздавала лекарства. Она заключила контракт с ВОЗ на сбор образцов воды: они расследовали распространение двух видов комаров. Один переносил лихорадку денге, другой – малярию, и обе болезни встречались очень часто. Мы принимали таблетки сульфата хинина для профилактики малярии, но для профилактики лихорадки денге препаратов не было. Большая часть нашей работы заключалась в обучении местных жителей профилактике болезни и тому, как сохранить воду в чистоте.
Меня стали называть
По итогам всеобщих выборов 1972 года в Папуа – Новой Гвинее Майкл Сомаре сформировал коалиционное правительство, которое пообещало привести страну к системе самоуправления и в конечном счете к независимости. Многие экспаты в Рабауле решили уехать, опасаясь, что дни «колониальных диктаторов» сочтены. Однако, если не считать мелких мятежей, в основном жизнь текла, как и прежде; нам никогда не угрожали. Мэтти была рада, что застала момент, когда люди, которых она полюбила за эти годы, обретают независимость.
Мэтти проводила операции пять дней в неделю. Она была необыкновенной женщиной: полная энергии, стремилась помогать людям и зачастую работала бесплатно. Работа была интересной, порой даже захватывающей… до того момента, как Мэтти заболела энцефалитом и ее срочно отправили назад, в Австралию. Она так и не вернулась, и это ее очень угнетало.
Я никогда не забывала Мэтти: фундамент многих решений, принятых мной в жизни дальше, был заложен в период моей работы на нее.
После того как Мэтти улетела из Рабаула, я решила открыть небольшое кафе рядом с жилым районом. Моей первой тратой стали расходы на юриста:
Все это обошлось мне в 38,54 новозеландского доллара. Еще один доллар ушел на госпошлину.
Самый что ни на есть официальный передаточный акт, огромный трехстраничный документ, скрепленный общей печатью мотеля Rabaul Pty Ltd, был подписан 8 июля 1974 года.
The Appletiser [23]
был открыт для бизнеса! За первый квартал оборот превысил 7000 долларов, а чистая прибыль составила 1080 долларов. Среднегодовая зарплата в Австралии в середине 1970-х составляла около 7000 долларов, поэтому я была очень счастлива. Рабочий день длился лишь по шесть часов, я все выпекала сама, и кафе быстро стало популярным и часто заполнялось до отказа.