Я сняла номер в отеле в Брисбене, намереваясь остаться лишь на одну ночь, после чего отправиться в Сидней или Мельбурн в поисках работы. Чайные ящики с моими вещами уже ехали в Сидней: я договорилась, что оставлю их там на хранение на неопределенный срок. У меня с собой был один большой чемодан, битком набитый одеждой и некоторыми ценными вещами. Всего этого, на мой взгляд, было достаточно, чтобы снова начать с нуля. Мне было 28 лет.
Но поскольку я не строила никаких планов, а мое последнее горе еще было слишком свежо в памяти, я начала вспоминать о Джошуа и о величественном кладбище, где было похоронено его крошечное тело. Я чувствовала сокрушительную боль, сопровождавшую эти воспоминания. Я вернулась в Брисбен. Разве я могла не сходить к нему на могилу?
Я села на автобус до кладбища и нашла место в середине автобуса. Кроме меня там был еще только один пассажир, он сидел впереди и весело болтал с водителем. Несмотря на государственный праздник, многие сидели дома, поскольку в городе, обычно солнечном, шел сильный дождь. Руки как будто сами собой завязывали мой бледно-голубой носовой платок в тугой узел: так росло мое беспокойство.
Автобус остановился, тормоза завизжали на мокрой дороге.
– Ваша остановка, мадам! – крикнул мне водитель.
Я спустилась по ступенькам и подняла над головой зонт. Хоть я и была одета по-осеннему, меня проняла дрожь, ведь утренний ливень сгущал и без того удручающую картину окраины пригорода. Мои высокие кожаные ботинки заливала вода из луж, пола длинного плаща намокла и потемнела.
Я изо всех сил старалась сохранять спокойствие и самообладание в автобусе, но, как только я из него вышла, меня переполнили эмоции. Я начала рыдать, с каждым вздохом становилось все труднее дышать. Я отбросила зонтик, ветер подхватил его и порывом отшвырнул через дорогу. Мой прогулочный шаг превратился в медленный бег, а затем, ведомая отчаянием, я побежала в сторону кладбища все быстрее и быстрее. Однако, добежав до вершины холма, я ощутила сопротивление, ведь каждый шаг уже давался мне с большим трудом. Я с усилием подняла голову и стерла с лица смесь слез и дождя. Передо мной замаячило католическое кладбище.
С обочины у людей могло легко сложиться впечатление, что тут покоятся избранные. Сразу за тропой с фальшивой гордостью и пафосом располагались большие кирпичные усыпальницы. Запертые стеклянные двери не пропускали вандалов, но привлекали внимание любопытных, призывая взглянуть на богатство похороненных здесь итальянских семей. Могилы Бруно, Марии и Анны Джованни были выложены длинными холодными мраморными плитами.
За облагороженным зеленой травой участком располагались обычные могилы простых людей – с их тихими посланиями, исполненными горя, любви и печали. Наличие каменных ангелов, крестов, а иногда и фигур плачущей Богоматери все еще ясно давало понять, что здесь хоронили по католическим обрядам.
Несмотря на то что кладбище было огромным, я точно знала, где найти могилу Джошуа. Я становилась все злее, проходя мимо дорогих гробниц, величественных усыпальниц, грандиозных памятников и красивых дорожек из белого камня. На склоне холма располагались упорядоченные ряды могил, которые уходили все ниже, скрываясь от дороги. У подножия холма находилось кладбище для простых смертных: там хоронили людей, у родственников которых не было средств на отдельную могилу. Два небольших ряда простых белых крестов скорбно стояли на фоне пасмурного неба.
К этому моменту я промокла до нитки, волосы тяжелыми прядями липли к лицу и шее. Сгорбившись, будто под тяжестью колоссальной ноши, я медленно шла вниз по холму. Чем дальше я шла, тем мягче становилась земля, пока у самого подножия холма ее поверхность практически не стала напоминать болото. Влажная земля хлюпала подо мной, ботинки были покрыты грязью.
И наконец я добралась до него. Я остановилась, подняла голову и закрыла глаза. Слезы перестали литься, мой гнев улетучился. Открыв глаза, я посмотрела на его маленький деревянный крест, который немного покосился в болотистой земле. Миниатюрная роза, которую я посадила, отчаянно боролась за жизнь.
Я наклонилась, чтобы прикоснуться к кресту, и прочитала надпись на крошечной медной табличке:
Короткая. Его жизнь была такой же.
Я запрокинула голову и закричала. Меня покинули все силы, и я, как пьяница, упала на колени и заплакала. Боль, горе и утрата, от которых я пыталась убегать, наконец переполнили меня, и я почти завыла. Я кричала тысячам мертвецов, лежавших вокруг меня, ревела, нарушая тишину безмятежного утра. Никто не мог разделить мою боль. Я чувствовала себя так одиноко.
Не помню, как долго я оставалась там, сидя на корточках и плача под дождем, но меня в конце концов начало трясти. Мои грязные руки побелели, ногти посинели. Я чувствовала себя полностью оторванной от этого мира.