Хозяйка книжного магазина на краю света

Планирование на новом месте, построение новой жизни – все это уже стало для меня второй натурой. Система была доведена до идеала повторением. В Канберре я забронировала номер в хостеле, купила газету и за несколько часов договорилась о собеседовании в отеле в Куинбиане, расположенном неподалеку от центра города и прямо за границей штата Новый Южный Уэльс.

Я претендовала на должность утреннего помощника на кухне и повара на завтраках. Собеседование проводил шеф-повар. С 4:00 до 7:30 утра мне нужно было работать с шеф-кондитером, потом до 9:30 я переключалась на приготовление завтраков, после чего помогала готовить салаты и десерты на обед. Смена заканчивалась в 14:00. Я знала, что этого будет достаточно, чтобы занять мои мысли, – только так я могла продолжать двигаться вперед. Меня это полностью устраивало. Я получила работу.

Я нашла дешевое жилье: небольшую, но полноценную квартиру, встроенную в заднюю часть гаража. Там было тихо, но, что важнее, там я могла побыть в одиночестве. Дальше я разобралась с транспортом. В такую рань автобусы не ходили, но я увидела магазин, где продавались подержанные мотоциклы. Почему бы и нет, подумала я. Ведь я никогда на них не ездила, а цена была подходящей.

Владелец продал мне мотоцикл «Хонда-Z50J» и после часового урока с радостью отвез меня домой. Я так радовалась, что, когда впервые завела мотоцикл, слишком сильно нажала на газ. Переднее колесо оторвалось от земли, и я вылетела со двора, полностью потеряв управление и балансируя на заднем колесе. Урок был усвоен быстро.

Пекарь, с которым я работала, Марек, был поляком. По-английски он говорил примерно так же, как я ездила на мотоцикле. Учитывая, что наше общение было ограниченно, мы хорошо работали вместе: выпекали пироги, торты и бисквиты, у нас получались вкусные холодные пудинги, а еще мы готовили начинку примерно для ста пирогов в день, половина из которых были мясные и половина – яблочные.

Марек думал, что мне будет трудно управляться с огромными миксерами, кастрюлями и противнями, но я быстро убедила его в обратном, и на третье утро он дал мне свою 45-сантиметровую деревянную скалку. Ее длина с учетом ручек составляла 66 сантиметров, а ручки были оснащены подшипниками, поэтому она весила больше килограмма, но я с ней справилась.

Узнав друг друга получше, мы с Мареком работали в тандеме быстро и тихо: ритм нарушался лишь тогда, когда он радостно кидался в меня мукой. Мы почти не разговаривали, оба были погружены в собственные мысли. Я часто задавалась вопросом: может, Марек мучился так же, как и я, и поэтому две разбитые души пекли пироги в четыре часа утра?

Однажды утром он выпекал бельгийское печенье.

– Рот, – сказал он, называя меня на свой манер, – ты прямо приправа. Иногда ты по утрам чили, имбирь, перец или карри, а в другие утра ты корица или кардамон.

– А сегодня утром? Какая я приправа сегодня с утра? – спросила я в ответ.

Он посмотрел прямо на меня и ответил:

– Как я, ты будто съела лук. Сегодня ты не приправа, а просто много слез.

И он был прав. Зачастую по утрам мне хотелось плакать до тех пор, пока слезы не кончатся. Я думала о смерти Джошуа, моей мамы, о том, где усыновили моего другого сына, и, конечно, о Мэтте, моем муже, от которого я просто ушла. Чувство вины переполняло меня, и я изо всех сил пыталась найти в себе что-нибудь, что мне бы понравилось. Я не пила, не курила, не употребляла наркотики, хотя достать их в отеле было легко. Ела я только по необходимости.

Я свела свою жизнь к основам: мотоцикл, работа и продолжительные посещения библиотеки. Я поглощала классику: О. Генри, Джордж Элиот, Оскар Уайльд, Джеффри Чосер, а также мрачную и трогательную поэзию Дилана Томаса:

Не гасни, уходя во мрак ночной.

Пусть вспыхнет старость заревом заката.

Встань против тьмы, сдавившей свет земной [24].

Томас написал это знаменитое стихотворение, когда ему было за тридцать, а опубликовали его впервые в 1951 году, за два года до того, как он умер от пневмонии. Его слова сохранили мне жизнь в действительно темные времена. Я действовала на автомате, находилась в депрессии, и меня, въедаясь в мозг, постоянно терзали мысли о самоубийстве. Я утратила бодрость духа, и ярость полностью охватила меня.

Как-то утром Марек сказал мне, что уходит и открывает свою небольшую пекарню. Я швырнула в него таз, полный муки. Он стоял и смотрел на меня, его голова и плечи были усеяны белой пылью, а глаза широко раскрыты, как у белой совы.

– Рот! Жгучий перец! Ты должна порадоваться за меня!

Качая головой, я зашептала:

– Ты мой якорь, Марек…

Он не понял, о чем я говорила, но я все равно продолжила:

– Я тоже уйду.

До этого утра мы не прикасались друг к другу, но тогда он подошел к моей стороне огромного деревянного стола и притянул меня к своей груди. Мы обнимали друг друга, плача, не зная историй друг друга, но при этом чувствуя, что наши пути были схожи.