Хозяйка разорившейся таверны. Путь к счастью

— Так я могу и вовсе вам ничего не говорить! — рассердилась я. — Если вы итак знаете! К чему эти тайны! Пустите! Я вовсе не собиралась с вами танцевать, я просто хотела поговорить!

— Но разве танцевать вам не хочется?

— Нисколько.

— Ага! И именно поэтому вы ходили к учителю танцев и тратили там свои кровно заработанные денежки? Просто так? Не из желания потанцевать сегодня со мной?

— С вами? Почему именно с вами? Кандидатов в партнеры хоть отбавляй! Я и не думала к вам приставать с подобными глупостями! Просто хотела сказать вам важную, как мне казалось, вещь. И думала, что танец — это безопасный способ обменяться информацией! А вы итак все знаете!

Он тряхнул головой.

— Все не так просто, — ответил он. — Я лишь почувствовал ее беспокойство. Ее знание. Ее страх. Сама она ко мне не смогла бы подойти, а вот вы…

***

— Вы же не накажете ее? — с тревогой спросила я. — За то, что она снова… что-то делает с магией?

Инквизитор улыбнулся.

Такими ясными, спокойными улыбками улыбаются утром, в постели, подставляя лицо первым солнечным лучам. Но никак не в разговоре о ведьмах!

— Она же ведьма, — нехотя ответил он. — Она может ничего не делать, но магия от этого ее не покинет. Так что за нее можете не беспокоиться. Я не караю людей только за то, что они… существуют.

— Благодарю, — выдохнула я с облегчение.

Он кружил меня, кружил, держа за руку и чуть касаясь моей талии. И я одновременно наслаждалась красотой нашего танца и умирала от беспокойства за мою Ханну.

— Снова милосердие? — произнес он, наконец. — Никак не можете научиться жить без его, без этого глупого и разрушительного чувства?

— Милосердие созидает, — возразила я.

— Созидает проблемы, — фыркнул инквизитор. — Вот сейчас вы готовы просить за Ганса, чтоб я не был с ним слишком… жесток. И все потому, что он пару раз прокатил вас на своей тележке. Хотя боитесь его и верите своей ведьме.

— Он помог мне в трудный час, — ответила я. — И мне не хотелось бы, чтоб он оказался негодяем. А если он не негодяй, то и страдать не должен.

— Но Ханна права. И он негодяй. Он действительно за вами шпионит. Не надо даже подходить к нему близко, чтоб почуять его настороженность. Снова попросите за него? Чтоб я ему… гхм, впрочем, не будем вдаваться в подробности. А то кровавые подробности шокируют и потрясут вашу чувствительную душу.

— Попрошу.

— И все это нашептывает вам призрачная благодарность и милосердие?

— Да.

— Но вы платили ему деньгами. Не достаточно ли с него?

— Помогая мне, он предлагал помощь от души. И я предлагаю ему ту часть своей души, что могу.

Инквизитор грустно вздохнул.

— Ах, Мари. Ничего он вам от души не делал. Вероятно, мне удастся перевоспитать вас потом. Позже. Сейчас вы слишком невинны. Слишком.

Он снова привлек меня к себе, прижал к груди так, что я снова услышала стук его беспокойного сердца.

— Я…— выдохнула я, чувствуя, как от его более чем красноречивых объятий мои щеки горят огнем. — Я вовсе не невинна. Инквизитор. Вы же знаете, что…

— Да, да, этот Грегори, — шепнул Эван. — Знаю. Но я не о том говорю. Я говорю о вашей душе, которая сияет, как звезда. Такую и гасить жаль, и показывать всем опасно.

— Что же делать, инквизитор? — в ответ ему шепнула я.

— Защищать самому? — произнес он.

Он вдруг обхватил меня, и я скорее почувствовала, чем увидела, как он сделал всего один Быстрый Шаг, унося нас обоих вон из бального зала, подальше от глаз любопытствующих.

А дальше…

Все было как в тумане.

Он целовал меня жадно и яростно, сжимая в руках, как растрепанный букет цветов, упиваясь моим запахом, моей слабостью и моей податливостью.

Его губы оставляли горячие следы на моих щеках, на моих дрожащих веках, на моих протестующих губах. И тогда у меня голова кружилась и сердце замирало.

Он пил мое дыхание. Казалось, своими ласками, своими поцелуями он касается моей души, и это было куда интимнее и слаще, чем сели б мы разделись и занялись любовью.

Он прижался лицом к моей груди, к разгоряченной коже чуть выше выреза платья, и я почувствовала, как он дрожит. Дрожит, еле сдерживая себя. Желает овладеть мной тотчас же, в этой тихой и темной комнате. Я даже не поняла, куда он нас перенес. Да и так ли это важно?..

— Ты прекрасна сегодня, Мари, — хрипло поговорил он. — Красивее я никого и никогда не видел. Ты словно ожившая мечта моя.

Его ладони сжали мою талию так крепко, что мне показалось — он ласкает мою обнаженную кожу.

— Инквизитор! Не много ли вы себе позволяете? — я нашла в себе силы возмутиться, но не ответить на поцелуй — нет. Не нашла.

Он поцеловал меня в очередной раз долго и страстно, уронив себе на руки, подавляя всякое мое сопротивление, разжигая в моем сердце такой же пожар страсти, какой горел в его собственном.

И мне оставалось лишь постанывать, сгорая от желания, ласкать его волосы, его лицо, его плечи.

«Да я с ума сошла!» — мелькнуло в моей голове, когда я почувствовала его жадные губы на своей груди. А его пальцы — поглаживающими округлость сквозь платье.

— Нет-нет, Эван! — вскричала я, изо всех сил постаравшись освободиться из его рук.

Вышло это легко, на удивление легко.