Хозяин болота

Хозяин болота отпустил её и отступил в темноту. Подхватил сапоги и быстро зашагал прочь. Когда отошёл достаточно далеко, чтобы Ива не могла услышать, горько проговорил:

— Ты и правда на неё похожа

…

Но Ива услышала.

* * *

Стоило Аиру уйти, как и для Ивы праздник окончился. Не веселили песни, не грел костёр и ароматы угощения не будоражили желудок. Она плотнее запахнула платок и отправилась домой.

В избе до сих пор горел светец, хотя почти все старшие уже улеглись спать, уступив Клюквинки молодёжи. Но мать и отец, раз допустившие обиду для дочери, теперь винились при каждом случае и, не встретив её, глаз сомкнуть не могли.

Едва девушка приоткрыла дверь, как они неуклюже притворились, будто не её ждут, а просто припозднились. Лелея подхватила вышивание, забыв про иголку, а Креп принялся править щербинки на ложке. Почему-то ногтем.

— Повеселилась ли, серденько? — заквохтала мать.

Креп тоже глянул исподлобья, пряча беспокойство за насупленными бровями.

— Не навредил никто?

— Никто, — улыбнулась Ива. Хотела уж притворить в дверь, как вдруг что-то в малиновых кустах зашебуршало. Домовик? Секретом поделиться хочет? — Я маленько на крылечке посижу и спать, — пообещала она и вышла во двор.

Месяц зевал в небе, натягивая по самые уши облачное одеяло. Света он давал ровно столько, чтобы почти не видать было звёзд, оттого в огороде стояла кромешная темень. Ива привычно перепрыгнула грядки, чтобы не потоптать, юркнула мимо озарённого окошком квадрата и тоже нырнула в малину.

— Кто тут?

И едва не заорала! Потому что стерёг её вовсе не домовик или какой ещё дворовой нечистик. Там, умостившись на плотно набитой торбе, сидел Бран.

— Я не трону… — хмуро пробормотал он в сторону. — Дозволишь слово молвить?

Ива попятилась, оглянулась на оконце, в котором виднелись силуэты родителей. Даже если захочет, не тронет. Позвать родных на помощь она всяко успеет. Однако и подходить ближе Ива тоже не стала.

— Ну молви…

Куда только делась спесь и молодецкая удаль кузнеца? В кустах прятался словно бы ощипанный петушок. Он низко клонил голову и сутулился, чтобы его огромную фигуру никто не опознал.

— Я… это…

И замолчал, как воды в рот набравши. Ива помогла разговору:

— Ты разве не ушёл из Клюквинок? Мать рыдала, до самой околицы провожая.

— Ушёл… Да вернулся с полпути. Не боись, не задержусь тут. Просто… — Кузнец вздохнул и встал во весь рост. Нет, всё такой же огромный и страшный. Схватит — опомниться не успеешь! Но весь вид его говорил, что кузнец явился не для того. — Не мог я уйти, с тобой словом не перемолвившись.

Неужто станет прощения просить? А и есть, за что, если по правде! За такое, честно сказать, кровью платят, а не красивыми речами. Вот только Еня рядом не стояла, а ведь именно перед нею кузнецу следовало бы гнуть спину… Может, раньше успел?

Бран проговорил единым духом:

— Я на тебя зла не держу. Ты, конечно, девка дура. И вообще за косы бы тебя да на лавку животом… — Но опомнился и закончил так, как и готовился всё то время, пока дожидался Иву: — Но я тебя прощаю. Мне и верно в Клюквинках не жизнь, а тоска одна. Уйти к лучшему.

Ива аж задохнулась. Он прощает?!

Неужто не помнит её слов, мольбы не помнит?! А и понимал ли с самого начала, что сотворил?

А Еня?! Она, небось, тоже умоляла не трогать! И ведь нескладёху опозорили не в урожайную ночь, её Бран попортил так, что теперь не отмоешься!

Будь Ива полным силы мужем, дала бы в морду — и дело с концом. Ещё, пожалуй, стоило кликнуть соседей. После случившегося кузнеца уже не провожали бы, а на вилы подняли: и людей ведь ослушался, и богов!

Но тогда снова явился бы староста, подняла бы крик Прина. И Ене ещё раз пришлось бы подтвердить преступление, снова пережить то, от чего Ива сама до сих пор ночами просыпается в поту.

Поэтому она сделала иное. Стиснула зубы, изгоняя страх, подняла голову и подошла к кузнецу. Он едва не попятился: неужто девкины глаза сияют тем же зелёным пламенем, который выжигал его изнутри во время хворобы? Нет, померещилось!

Ива потянула его за рубаху, чтобы наклонился и смотрел в лицо, не отворачивался.

— Я тебя уже простила, Бран, хоть теперь и жалею. Бросишься в ноги, может, простит и Еня.

— Да не неволил я её!..

Ива продолжила, точно её и не перебивали:

— …но есть те, кто прощать не умеет. Есть боги, которые не милуют, а платят той же монетой. И однажды тебе придётся предстать перед ними.

* * *

Плох тот жених, что оставляет невесту одну тёмной ночью и позволяет идти без присмотра во время шумного праздника. Даже если поссорились, даже если на душе гадко.

Аир хорошим женихом себя не считал, но и Иву бросать одну не собирался. Когда она отправилась домой, он тихонько двинулся за нею. Девка не заметит слежку, пока Хозяин сам не захочет ей показаться, но зато точно никто не посмеет навредить.

Аир всё смотрел на тонкую фигурку, и его раз за разом бросало в жар. Слишком хорошо помнило тело прикосновения, слишком сладок оказался поцелуй. И слишком горек вопрос.