Хозяин болота

Корзинка осталась далеко позади, Прина так и забыла, у которого куста. Только азартно бросала в подол один за другим грибочки, и всё боялась, что удача отвернётся.

Вот уже за два десятка перевалили, вот не помещаются в узелок, наскоро завязанный из юбки, а за корзиной возвращаться недосуг. Прина пилила хрусткую ножку одной рукой, а второй уже нащупывала белеющий в траве другой гриб…

— Огороди Род! Защита, защити! — завизжала женщина, заваливаясь назад и падая на локти.

Не сразу она поняла, что грибочек холоден, что мертвец, да и наощупь совсем не таков, как полагается. А как поняла, так едва чувств не лишилась.

Впереди, в траве, раскинув руки, лежал человек.

Он лежал недвижимо и слепо пялился в небо никем не закрытыми глазами. Лежал он, видно, давно, но ни дикие звери не тронули тела, ни тлен не изуродовал его. Да и какой бы зверь рискнул порвать мертвеца, отравленного болотным ядом? Такого и земля в себя не примет.

А потом Прина разглядела черты.

Ледяной морозной ночью так завывает вьюга. Не обогреться ей у печи, не познать живого тепла. Только выть и остаётся.

Прина всё тормошила одеревеневшего кузнеца: вот-вот проснётся! Быть не может, чтобы помер! Но Бран не поднимался, не зевал и не требовал материных оладушков со сметанкою.

Сбылось желание несчастной матери. Не зря она молила богов, чтобы сын не покинул Клюквинки. Он так в них и остался: лежал на границе селища, у полянки, где частенько устраивали привал перед дальней дорогой поезжане.

Лежал. И не шевелился.

* * *

Усилившийся дождь обмывал опята в оставленной у поляны корзинке. Он же умывал бледное лицо кузнеца.

Женщина брела по дороге с приоткрытым ртом. Из него уже не доносился вой, одно сипение. Платок где-то утерялся, а мокрые волосы облепили череп, и стало видно, как много на голове у Прины проплешин. Завязанная узлом на поясе юбка непристойно оголяла смуглые костлявые ноги, но развязать её горемычная не догадалась.

В бессильно повисшей руке её был нож.

У колодца её окликнула носатая соседка, зачем-то выскочившая из избы в непогодь:

— Ты кудась, Прина! Прина, эй?!

Женщина прошла мимо не оглянувшись.

И верно, куда ей теперь?

А вот куда!

Своя изба смотрелась чёрном зёвом, а вот одна из соседних словно бы единственная в деревне была освещена солнцем. На её крыльцо выскочила девка, выплеснула что-то из бадьи, откинула за спину зелёную косу и снова скрылась за дверью.

Прина уверенно повернула к калитке.

Щенок-подросток кинулся наперерез чужачке, но был встречен коленом и, заскулив, поджал хвост. Когда женщина пошла дальше, набрался храбрости, истошно залаял, вцепился в голую лодыжку… Прина отпихнула животное и растерянно поглядела на сочившуюся из укуса руду. Вроде больно должно быть… Но отчего-то всё равно.

Скрипнули ступеньки, чиркнула по полу дверь. Девка сидела на скамье и отскребала котелок, зажатый меж колен. Она вскинула на Прину бесстыдные глаза. Нет, не бывает у людей таких глаз! Жёлтые, с узкими щёлочками… Нечисть поганая, а не человек! То сразу чуяло материнское сердце!

Ива отставила котелок и поднялась. Отвесила поясной поклон, как полагается, встречая старшего гостя, а едва она разогнулась, Прина всадила грибной ножичек ей промеж рёбер.

И снова вроде и должно что-то шевельнуться в груди, ан нет. Женщина посмотрела, как меж тонких девичьих пальчиков вытекает кровь, как зеленоволосая мавка оседает обратно на скамью и заваливается на бок. Нет, ничего.

И вышла из избы.

Стоило бы, пожалуй, Прине задержаться. Тогда, быть может, она увидела бы и ещё кое-что. Например, как скудеет ручеёк крови, капающий со скамьи, как замершая было на веки вечные девка начинает ворочаться, как ломаются в суставах её руки и ноги и как, в конце концов, вместо Ивы на скамье растягивался огромный чёрный кот. Он брезгливо вылизал шерсть под правой лапой, недовольный, что глупая баба попортила мех, потянулся и юркнул за печь.

* * *

Старому Нору редко доводилось отдохнуть. То мужики по пьяни передерутся, то квочка пропадёт, а на соседа подумают, то у приезжего кошель срежут. И кому решать-то? Ясно — старосте.

Вот и носился вдовец по Клюквинкам день-деньской, ровно молодец. Ему бы, может, и в радость посидеть под яблонькой, вырезая из чурбачков игрушки внукам, но заместо этого приходилось жалобы разбирать да грозно супить седые брови. Да и внучкам откуда взяться? Старший сын воротил нос от простых деревенских девок, хоть Нор и обещал ему, мол, женишься, — мигом из набольших в старосты перейдёшь, на моё место. Но понятливого мальца должность не прельщала. Да оно и понятно: забот невпроворот, а чести чуть. Будь Нор в своё время поумнее, тоже отказался бы от звания. Но что уж теперь…

Седая сука, дремавшая у ног, ни с того ни с сего вскинулась и залаяла. Не иначе сон дурной привиделся али блоха укусила.

— А ну цыц! — гаркнул вдовец.

Нор замахнулся на неё, но бить, конечно, не стал. Псица ещё раз укоризненно тявкнула, но вой прекратила. Посидев ещё малость, старик опустил ладонь на загривок верной подруги и добродушно почесал. Сука тоже была стара, но работу свою знала, хоть случалось, что и дурила.