Хозяин болота

— Шоб яго трясина навечно замкнула! — Подцепив ухватом котелок, старуха сунула его подальше в устье. — Ну так ня враки то вовсе.

Эка новость! Ива уж и сама то уразумела!

— Я видела его. — Девка подобрала под себя ноги и сцепила поверх колен в замок тонкие пальцы. — Настоящий он. И сила его тоже. Я понимаю.

— Ничаго ты ня понимаишь! — фыркнула ведьма. — Правда то, а ня враки! Усё правда! Про девицу, что он заманил к сабе. Про то, как нашли её, утопшую. — Старуха шмыгнула носом. — И про то, как горевали — тоже правда. Мне ли ня знать? Усё застала…

Вот когда сложилось! И сестра, про которую Алия не любила вспоминать, и то, как бабка, пока ещё зрячей была, смотрела на внучку, во всём на покойную похожую. И то, что отселилась от семьи к лесу да ведовством занялась. И даже враки, сказываемые несмышлёным детям, чтобы к трясине не совались!

Всё, лишь бы оградить деревню и не допустить монстра к родным. Всё сделала ведьма. А Ива по глупости принесла неупокойника на своём горбу! Вот так подарочек семье!

— Сестрица, глупая, на зов егойный отзывалась. Бегала, шо ни ночь, в чащобу… Я отцу доложила, да поздно ужо стало. Околдовал злодей горлицу. Ня спасли…

Хотелось помочь бабке, ощупью выуживающей из печи котелок и наливающей травяной вар в кружку, но ноги отказали. Бледное лицо, слепо таращащееся незакрытыми очами в небо так и стояло перед Ивой. Подумать жутко, что девка из врак, что сызмальства клюквинчане слушали, в самом деле по земле ходила. Смеялась, леденцы сладкие ела, любила… А потом не стало её.

А она, дурёха, страдала о несостоявшемся! По расстроенной свадьбе плакала! Мыслимо ли?! Допускала, что Бран сам повинен в смерти! Мог ведь, ещё как мог напроситься, а то и напасть первым на соперника!

Сестрица бабкина точно не напрашивалась! Любила, больше жизни любила Хозяина болота! Убегала к нему по темноте, презрев родительский запрет!

А он… Неужто Аир сам повинен в жуткой смерти? Взял силой доверчивую девку?! Как и Бран Иву…

Она до крови закусила губу.

«Ты и правда на неё похожа»

На неё! Никогда Аир не видел в Иве — Иву. Всегда лишь ту, первую. Не потому ли ответил на зов? Позабавиться решил? Повторить то, что уже сотворил однажды?

И утопить доверчивую дуру. Снова.

Невесту заколотило крупной дрожью. Она едва успела свеситься со скамьи, опорожняя желудок. Чёрная горечь растеклась по губам. Бабка подскочила с какой-то посудой, но поздно. Успела только тряпицу подать утереться.

Потом насильно сунула внучке кружку с варом.

— Пей.

Ива сделала глоток, но не почуяла ни вкуса, ни запаха.

— Ты, стало быть, той малюткой была? Той, что не хотела отпускать сестру?

Ведьма села рядом, безошибочно поддержала донце кружки, чтобы Ива допила всё до капли.

— Я. Сястру по малости лет да глупости не сумела уберечь. А табя уберегу! Спи, детонька, спи.

В сон и впрямь клонило. Не то наконец отступили страхи рядом со старой ведьмой, в избушке, которой Ива рассказывала ещё свои детские тайны, не то зелье было на диво хорошим. Мавка покачнулась, зевнула и упала щекой на лавку. Старуха укутала её одеялом и перевела незрячий взгляд на окно. Начинался ливень.

* * *

Беспокойным был её сон! Не сон, а явь, переплетённая с кошмаром. Ива то вскакивала, порываясь куда-то бежать, то вновь, обессилев, прижимала к себе мокрое от пота одеяло. Её колотил озноб. И чудилось — стоит кто-то у избы, просится:

«Впусти, любушка! Впусти!»

Ива всё не могла уразуметь, спит или бодрствует. Дождь колотился в ставни, а слепая ведьма бормотала что-то под нос и носилась туда-сюда, вспарывая мрак алыми всполохами светцов.

Ливень царапал стены крошечной избушки, и в этом скрежете слышался шёпот.

«Выйди, любушка! Выйди, не таись!»

Ива подтянула колени к груди, обхватила их руками, силясь съёжиться и спрятаться: нет меня тут! Не видно!

Но дождь не прекращался. Он заглушал заговоры слепой ведьмы, всхлипывания девушки, треск разгоревшихся поленьев в печи. Ничто его не прогонит: ни святой пламень, ни ограждающие символы, начертанные на брёвнах горячим угольком. Хозяин болота явился за своим.

Сырость заползала в щели, чёрными пятнами плесени карабкалась по потолку. Ива прижималась к горячему печному боку, но даже защитница дома не могла унять её озноб.

Туман вспухал чирьями и прорывался ядовитой зелёной дымкой. Густой, тяжёлый, он окружал двор, давил на ставни. Лишь в тех местах, где ещё торчали ржавые железные колья, он истончался и шарахался, как дым на ветру.

— Отврати зло, отврати! — молилась огню Алия. — Обогрей, ня попусти!

Она совала шершавые ладони прямо в устье печи, пачкала золою и чертила на двери тайные знаки. Но те бледнели прежде, чем старуха заканчивала рисунок, точно их смывали водой.

Холод не отступал. Он гладил Иве колени, касался шеи, ласкал её под рубахой.

«Выйди, любушка! Не таись!»

— Он здесь… Бабушка, он здесь…

— Ня боись, унуча! Выстоим! — говорила ведьма.