Хозяин болота

— Верно говоришь. Монстр. Вот только не насильно тебя таким сделали. Ты сам выбрал среди нечисти остаться, а не за Огненные врата уйти, как твоя милая. Старшая тётка моя честной оказалась! Её светлую душу ничто не удержало, она землю и покинула! Что смотришь? Знаю, знаю, что зазноба твоя сестрой моей бабки приходилась! И меня ты выбрал потому лишь, что похожа на неё! Она, перестав дышать, ушла, а ты остался, чтобы людей стращать. Потому что не умеешь иначе. Да, видно, и не умел никогда…

Что тут началось! Болото ожило, всколыхнулось волнами, чёрными пальцами вытянулось к небу! Утопницы бросились врассыпную, а нечистая сила попряталась за деревьями.

Хозяин болота хохотал.

— Чистая душа! Вот скажешь же! Что же это я? Душа у неё и верно чистой была! Мало не богам по чистоте равнялась! И ничто её не омрачило! Ни то, что она сама ко мне бегала, а потом оклеветала, ни то, что утопилась, когда вина шибко придавила!

Это случилось, когда он уже не был жив. Быть может, он и мёртв ещё не был, поди узнай? Знало только болото. Но оно хранило тайну. И оно хранило на дне тело.

Явившаяся к трясине девушка когда-то была очень красивой. В деревне, ясно, считали иначе, ведь в деревнях нравы простые: коли худая да тонкокостная, пригожей не назовут. Аир же, пока ещё дышал, думал иначе. Он наглядеться не мог на высокие скулы и смоляные мягкие пряди, на нежный румянец, покрывающий самые сокровенные места её тела, на тонкие пальцы…

Ныне было иначе. Зарёванная, с глубоко залегшей под глазами синевой, со свалявшимися колтунами и искусанными, шелушащимися губами. Она бездумно прошла мимо сутулых ив и опустилась на колени перед зелёной гладью болота.

- Прости меня, милый! Прости, люба моя! Испугалась… Не постояла за себя и тебя… Не справилась…

Горючие слёзы капали в тёмную воду, а со дна за девицей наблюдал утопленник. Бледный, раздувшийся, не могущий шевельнуться или крикнуть. Он слепо таращился на неё, беззвучно звал… Но она не слышала.

— Они сказали, что, если я сама… Если по доброй воле к тебе… Нам бы всё равно жизни не дали! Меня давно за другого сговорили… — Она стащила сарафан, аккуратно сложила на берегу. Рядом рубаху. Сверху защитные обереги, все до единого, даже нательный, что с младенчества не снимала. — Матушка умоляла себя спасать, я и сказала… что ты меня силой… беду от себя отвести… чтобы гулящей девкой не звали…

Она ступила в студёную воду, болото чавкнуло, крепко хватая за ноги.

«Не надо! Уходи! Уходи, люба! Я не могу, так хоть ты живи!»

Но девица не слышала.

- Прости, милый. Прости, соколик. Всё одно нет мне без тебя жизни…

Один маленький шажок, а за ним следующий.

Она плакала и прерывисто дышала от страха.

«Не надо! Уходи!»

Девица шла вперёд.

Если бы тот, кого уже забрала трясина, мог пошевелиться… Если бы мог закричать, выбраться из чёрной мути, что переваривала его в своём пузе…

Девица шла вперёд. По пояс, по грудь, по шею…

Попытайся она бежать теперь, всё одно не сумела бы. Болото уже распробовало добычу и отпускать не собиралось.