Хозяин Фалконхерста

Аполлон и Дениза прижались друг к другу так тесно, что он чувствовал, как трепещет ее сердечко. Его сердце отвечало ей в том же сумасшедшем ритме. Он сходил с ума от запаха ее духов, от близости ее великолепного тела. Жаться к стене было бы слишком подозрительно, поэтому он провел ее сквозь большое скопление пар в центр зала, под огромную люстру. Пары одну за другой относило прочь, и кончилось тем, что Аполлон и Дениза остались в центре зала совершенно одни. Зрители в разноцветных платьях и серых мундирах встали кругом и взирали на них в восхищении. Одна из женщин тихонько зааплодировала. К ней охотно присоединились остальные. Вальс тем временем достиг коды. Однако оркестр, вместо того чтобы затихнуть, продолжал играть. Гордясь тем, что оказался в центре всеобщего внимания, Аполлон одновременно пытался прийти в себя, побороть волшебное действие, которое оказывала на него близость его партнерши. Полностью сосредоточившись на танце, он стал выделывать с Денизой еще более замысловатые па, наслаждаясь аплодисментами и криками «браво!».

Вдруг атмосфера в зале резко изменилась. Вызвано это было сухим звуком, похожим на пистолетный выстрел. Оркестр от неожиданности сфальшивил и перестал играть. Аполлон, все еще сжимая Денизу в объятиях, увидел, как еще по инерции аплодирующие мужчины и женщины расступились. В распахнутой двери стоял мужчина, сжимающий в руке длинный черный хлыст. Он взмахнул рукой и снова щелкнул хлыстом по полу, повторно издав сухой пистолетный звук. Он был худощав, одет во фрак сливового цвета, подбородок его был украшен заостренной бородкой, усиливающей его сходство с французским императором. Его гнев, сверкающие глаза, жесткая складка у рта многократно повторялись в облике еще нескольких мужчин, преимущественно в воинских мундирах, которые вошли за ним следом. Он подошел вплотную к паре и впился взглядом в Аполлона.

— Убери свои грязные черные лапы от моей дочери!

Аполлон отпустил Денизу и низко поклонился.

— Я имею честь говорить с месье Сен-Дени? — осведомился он.

— Да, я — Сен-Дени, а вы кто такой?

— Аполлон Бошер. К вашему сведению, месье, руки у меня чистые и, как видите, вовсе не черные. — И он протянул ладони Сен-Дени под нос.

— Руки черномазого всегда грязны.

— Helas[11], месье, я должен опровергнуть ваши слова: я не черномазый.

— Я же говорил, что это Аполлон Бошер! Так оно и есть, — молвил молодой блондин в лейтенантской форме, стоявший рядом с хозяином дома. — Значит, ты не черномазый, Плон?

— Нет, — спокойно и с достоинством ответствовал Аполлон.

— Нет? — переспросил Сен-Дени. — А я другого мнения. — Он повернулся к молодому спутнику, призывая его в свидетели. — Ваша мать была рабыней Отона Бошера из Ле-Шен.

— Вы неверно информированы, месье. Моя мать — дочь виконта де Ноай, офицера штаба его императорского величества Наполеона Первого. — Аполлон быстро соображал, речь его была бойкой и внушала доверие. — Мой отец — Аполлон Бошер, магистрат французского города Монпелье.

От изумления у Сен-Дени отвисла челюсть.

— Ничего не понимаю… — Он помялся и нехотя добавил: — Месье.

— Я тоже в недоумении, месье. Ваша прелестная дочь пригласила меня в ваш дом на бал. Я явился сюда с добрыми намерениями, но получил в лицо оскорбление от хозяина дома. — Он стянул с руки белоснежную перчатку и шагнул к Сен-Дени, делая вид, что сейчас замахнется. Потом, словно заставив себя проглотить обиду, он опустил руку. — Нет, я не стану требовать у вас удовлетворения, господин Сен-Дени, ибо намерен просить руки вашей дочери. Вряд ли годится сперва убить вас, а потом обратиться за благословением.

— Произошла ошибка. Примите мои извинения. — Сен-Дени пребывал в сильном замешательстве. Свой хлыст он отдал молодому лейтенанту. — Я подумал, что вы…

— Аполлон Бошер, мулат, прижитый моим дядюшкой? — Аполлон с улыбкой натянул снятую перчатку и не спеша застегнул на ней жемчужную пуговку. — Действительно, мне доставляет массу неудобств то обстоятельство, что дядя решил назвать этого субъекта в честь моего отца, а также то, что мы с мулатом одногодки. Я понятия не имею, где он находится сейчас. Я никогда его не видел, потому что недавно прибыл из Франции. Будучи единственным оставшимся в живых родственником дяди, я получил в наследство плантацию Ле-Шен. Если бы я заранее знал, что она может приносить только убытки, то не совершил бы это путешествие, тем более в условиях военного времени, чтобы вступить в права владения. Прибыв сюда, я выяснил, что покупателя на плантацию мне не найти. Оказалось, что ни мой тезка Аполлон, ни его матушка не являются моей собственностью, так как дядя перед смертью дал им вольную. Так что я возвращаюсь во Францию, месье Сен-Дени, и, — он взял за руку Денизу, — надеюсь, не в одиночестве.

— Я еду с ним, отец, — вымолвила Дениза, обретя дар речи.