Хозяин корабля

Наступила тишина.

Послышался свист, зазвенела цепь. Корабль замедлил ход и, наконец, остановился.

— Остановились. В открытом море…

— Там другой корабль, — сказал Леминак, — и он швартуется. Но я не могу разглядеть его нос.

Он попытался открыть иллюминатор. Это оказалось невозможным: он был надёжно заперт.

Над собой пассажиры услышали звуки тяжёлых ящиков, которые куда-то волокли, свист — всю эту суматоху они никак не могли объяснить.

— У меня чувство, — сказал Хельвен Марии, — что хозяин «Баклана» занялся пиратством.

— Дитя, — сказала она. — Вы всё ещё верите в приключенческие романы?

Снова наступила тишина. Корабль снова двинулся в путь. Прошло около часа.

Из-за двери донёсся голос Ван ден Брукса, его бронзовый голос:

— Этим вечером экипажу двойную порцию тафии!

И дверь открылась…

Часть вторая. Ночи на «Баклане»

Глава VI. Рассказ доктора. Тетрадь в красном сафьяне

В это осеннее время в убаюканных ароматом его садов и деревьев окрестностях по вечерам вверх тянулись перила, чуть замедляя его аккорды.

Леон-Поль Фарг

Этим вечером ужин был менее оживлённым, чем обычно. Четверо пассажиров всё ещё обдумывали странные происшествия дня, и Леминак долго и тщетно пытался завести разговор, который оставался вялым, несмотря на превосходство блюд и сырых продуктов. Ван ден Брукс с совершенством справлялся со своей ролью хозяина, незаметно наблюдая за порядком приёма пищи, и стоял перед Леминаком. Профессор был склонен к сдержанной вежливости, ибо он не простил торговцу того, что тот запер дверь салона на ключ.

«Это, — размышлял Трамье, — неправильно. Я бы не вышел, но дверь должна была остаться открытой.»

Мария Ерикова уголком глаза наблюдала за Хельвеном. Она не могла остаться равнодушной к обаянию этого молодого человека, лицо которого сохраняло юношескую внешность. Но, несмотря на это, кокетничая и осознавая свои преимущества, она догадывалась о впечатлении, которое произвела на художника своей красотой, она находила ускользающим, неуловимым и, в нарушение всех обязанностей, иногда погруженным в мечтания того, с кем она хотела познакомиться поближе. Этим вечером мечтания должны были быть особенно соблазнительными, ибо Хельвен не отрывал взгляда от своей тарелки и, как ей казалось, очень невежливо поступал, не говоря ни слова своей соседке. Она повернулась к Леминаку и принялась расточать льстивые речи: адвокат, не промахнувшись, угодил прямо в ловушку.

— Я не могу забыть, — сказала она, — слушания, на котором Вы защитили эту несчастную Софи Соливо, ложно обвинённую в убийстве своего мужа и ограблении своего любовника. Может ли женщина быть способной на такую низость? С мужем это ещё куда ни шло. Но с любовником?

— Я, — сказал адвокат, — ни на мгновение не усомнился в её невиновности. Софи была слишком хорошенькой, чтобы быть виновной, и судья думал так же.

— Вот в чём заключается человеческое правосудие, — прошептал Хельвен, которого проделка Марии вывела из себя и который вдруг почувствовал, что так воспылал ненавистью к адвокату, что готов был обжаловать фосфорной кислотой.

— Правосудие, — сказал Ван ден Брукс, — тем хорошо, что оно не царствует на земле. С ним не было бы любви. Во всяком случае, люди этого не желают.

— Я с этим не согласен, — отрывисто сказал профессор. — Любовь к ближнему…

— …Начинается с несправедливости, — закончил Ван ден Брукс. — Не сомневайтесь, дорогой мой профессор. Правосудие идёт от разума, и любви нечего делать возле этой сухой, раздражительной и уравновешенной особы; она — её самый заклятый враг.

— Конечно, — горько сказал Хельвен, — ибо мы не любим того, кто нам досаждает.

Мария Ерикова была удовлетворена. Она возразила:

— Вы полагаете, что любовь так абсурдна?

— Хельвен прав, — сказал Ван ден Брукс. — Если бы любовь не была абсурдна, то это была бы уже не любовь. И чем любовь абсурднее, тем она крепче. Нелепая любовь очень сильна.

— Тем более, — заметил Леминак, — что любовь нелепа по определению. Не так ли, мадам?

— Простите? — сказала Мария Ерикова, которая психологически тихо говорила с художником.

По предложению Ван ден Брукса все вышли на палубу.

— Не надо спать, — сказала Мария. — Ночи так прекрасны.

— Давайте бодрствовать, — сказал Хельвен.

— Давайте бодрствовать и говорить, — сказал Леминак. — Давайте рассказывать истории.

— Какие истории? — спросила Мария.

— Любовные истории, конечно же.

— Увы! — сказал Ван ден Брукс, — есть только одна история. Её рассказывают уже две тысячи лет.

— Неверно, — сказал профессор. — У меня сохранено несколько.

— Ба! это та же история… разные её варианты.

— Не верите, — настаивал Трамье. — Иногда случаются удивительные вещи.

— Даже с учёными? — иронически спросила Мария.

— Даже с врачами. Есть, например, вещь, которую я никогда не понимал: это любовь к уничижению.

— О! о! — иронически сказал Ван ден Брукс. — В этом хорошо разбирался Захер Мазох.