Хозяин корабля

Однажды вечером, когда я лежал рядом с ней на раскладушке, я заметил, что она притворяется спящей. Я всё ещё бодрствовал, одновременно симулируя сон. И вот что я увидел: правая рука, томно свисавшая над землёй, осторожно поднялась, и очень естественным жестом, жестом сонной и нежной женщины, она провела рукой под подушкой, а затем вытащила её с бесконечной предосторожностью. Я недоверчиво схватил её запястье и сжал его так, что она издала крик, от которого кровь застыла в моих жилах. Продолжая изо всех сил удерживать её, так как она боролась, я смог включить свет и увидел, что она лежит у моего изголовья.

Это была змеиная минута — минута смерти — маленькая очаровательная зверушка, вся оцепенелая и похожая на вопросительный знак, только что тихо бодрствовавшая, в тепле моей шеи.

Я сломал ротанговую талию, эффективно использовавшуюся этой женщиной, которая, несомненно, была самой любимой. Она у лежала у ножек раскладушки, сломанная пополам, словно бедный труп и ослабевшая змея…

Ну, так что насчёт вишни? Леминак, чего же вы ждёте?

— Не люблю я истории про негров, — сказал Трамье.

— Это слабая экзотика, — вынес приговор Леминак.

Они с некоторым беспокойством посмотрели на Ван ден Брукса, лицо которого покрывала дьявольская борода, и который набивал свою вечную трубку невинным и добросовестным большим пальцем.

Глава XII. История кошки-девятихвостки

Именно тогда, когда мы были заняты тем, что решали вопрос валентинок по обычаю нашего края, накануне дня Святого Валентина, и болтали о женском кокетстве, налетел яростный шторм; из этого мы сделали вывод, что лучше не говорить плохого о женщинах в открытом море.

«Путешествия Ариса Класа»

Этим утром Ван ден Брукс окинул корабль взглядом хозяина. Палуба, по которой негры прошлись шваброй, сверкала на солнце. Медные поручни были ослепительны. «Баклан» скользил по воде в отличном темпе и оставлял свой пенный след на зыби Тихого океана, словно огненная птица. Голландца сопровождал Одноглазый Галифакс, чей шрам был белее обыкновенного. Лицо моряка не было склонно менять оттенок и сохраняло коричнево-охровый цвет, которым его покрыло солнце и брызги всех океанов. Но его большая рана на лбу, над правым виском возле переносицы, становилась бледнее в часы сильных эмоций. Ван ден Брукс громко заговорил:

— Слушайте, капитан, если такое ещё раз повторится, вы покинете борт.

— Плуты украли ключ от шкафа, в котором шеф-повар хранит ром. Вот и всё. У Лопеса подбит глаз, у Томми Хогсхеда течёт кровь из носа. Не за что высечь и кошку.

— Есть за что высечь негра. Сам по себе случай пустяковый. Но я боюсь, нет ли тут чего глубже, откройте глаз, Галифакс.

— Я заковал провинившихся в железные цепи, месье; они будут лишены жалованья на два дня. Что ещё от меня требуется?

— Держать руку строго, чтобы порядок царил на «Баклане»… Боюсь, вы забыли, что подчиняетесь, Галифакс. Вы не действуете должным образом.

— Вы в первый раз делаете мне подобное замечание, месье, — прорычал моряк.

— Я уверен, что это будет и последний раз, Галифакс. Вы соберёте весь экипаж в десять часов на палубе в круг, с виновными в центре. Ступайте, капитан.

— Хорошо, месье.

И Одноглазый Галифакс удалился, катясь на своих дугообразных ногах.

В течение часа Леминак, в безупречной «белизне», бродил по коридору между каютами. Слова Трамье преследовали его всю ночь, и Мария Васильевна Ерикова стала ещё более очаровательной в его глазах, когда он прибавил к её собственным прелестям эту пышную судьбу: земля Кавказа и Сибири, плантация и т. д. Где, чёрт возьми, Трамье почерпнул эти сведения?

«Эти врачи знают всё, — подумал он. — У женщин нет от них секрета.»

И это соображение укрепило его в намерении начать с этого же дня усердно ухаживать, несмотря на молчаливого Хельвена.

Адвокат перед зеркалом слегка затянул шафранного цвета бабочку лучшего вкуса, пригладил свои бакенбарды и легко, очень легко, наклонил свою корабельную фуражку. Как раз в этот момент, по воле рока, Мария Ерикова открыла дверь своей каюты, застав галантника на месте.

— Как противно, — сказала она, — что за утренняя элегантность!

— Ваше присутствие её оправдывает, дорогая мадам.

— Уже пошли комплименты. Какая досада! Я, радующаяся прожить эти несколько часов в одиночестве, в компании сущих морских волков.

— Сущие морские волки потеряли свою грубость в компании с вами и стали сущими ягнятами.

— Тем хуже… — сказала Мария Васильевна. — Я ненавижу ягнят, оленей и других робких и мягких животных.

Ничуть не смутившись, Леминак протянул ей руку. Она отказалась, но согласилась пройтись с ним по палубе.