Хозяин корабля

— Какое прекрасное утро! — произнёс Леминак с лирической напыщенностью. — Какое наслаждение — жить в подобные дни, как неожиданно! Помните, я думал, что нам суждено быть на банальном пакетботе, жить во Дворце среди современного уюта, тенниса, цыган и покера! Но поезд ушёл, и вот мы разместились на восхитительнейшей из яхт, хозяин которой, правда, немного эксцентричен…

— Вы правда так думаете?

— Да, Ван ден Брукс — очень странная личность.

— Я очень верю, — отрывисто сказала Мария.

— Хм, — засомневался Леминак. — Это стоило слышать в баре.

— В любом случае, мы признательны ему за уникальное путешествие.

— Уникальное, говорите вы. Увы… нельзя надеяться собрать столь избранное общество дважды. Какие очаровательные спутники! Трамье…

— Я очень люблю доктора, — уверила его Мария.

— Это любезный Хельвен…

— …

— Я уверен, что он талантлив.

— Не заметила, — высказалась Мария.

— Это, вне всякого сомнения, не имеет значения. Мы часто не видим живопись…

Как только он произнёс эти слова, художник возник из люка и приблизился к ним.

— Мы плохо говорили о вас, — улыбнулась мадам Ерикова.

— Вам разрешено говорить, — кланяясь, отозвался Хельвен, и, глядя на Марию, подчеркнул обращение «вы», что очень взбесило Леминака.

— Вы видели дельфинов? — добавил он.

— Нет.

— Тогда пойдёмте.

Он повлёк её к поручню. Всё вокруг корабля подскакивало от пенистого шествия чудищ. Они ныряли среди фыркающих искр.

— Говорят, это означает приближение к земле, — сказал Леминак.

— Уже! — прошептала Мария.

— О! — сказал Хельвен, — мы ещё не увидим Сидней, не беспокойтесь. Должно быть, на пути остров.

— Да, — произнёс голос позади них. — Здесь мой остров, остров Ван ден Брукс. Не желаете ли сделать остановку?

— Но тогда, — возбуждённо задрожала Мария Ерикова, — вы настоящий Монте-Кристо!

— Простите, мадам, — сказал Ван ден Брукс, — но здесь мои люди, и у меня с ними счёты относительно небольшой детали внутреннего порядка. Пять минут, пожалуйста.

Раздался свисток. Весь экипаж, в полном порядке, собрался в круг на палубе. На всех была одежда из серой ткани и берет, заломленный на ухо. В центре стоял Одноглазый Галифакс в белой фуражке с золотистыми полосками, а в нескольких шагах от него, с закованными в кандалы ногами, находились подозреваемые в похищении рома, Лопес и Томми Хогсхед.

Негр был страшно уродлив: лицо, едва заметное сквозь пышную массу волос, челюсть гориллы. Губа была разбита, струя крови, казавшаяся фиолетовой, текла на подбородок. Это был почти голый человек с прекрасными мускулами под чёрной гладкой кожей.

Что касается Лопеса, то Мария Ерикова с тревогой смотрела на него. Заметив это, испанец страшно побледнел. Он был прекрасен благодаря своими андалузским глазам, глядящим далеко и жестоко, следам чёрной щетины на губах, матовому лицу. Чёрная прядь выскальзывала из-под берета на глаз. Вокруг окаймлённого железом запястья было кольцо, золотое, совсем тонкое, сверкавшее: это браслет.

Вокруг них замыкался круг, который образовывали квартирмейстеры, два белых механика, шофёры-негры, запасные матросы, почти все белые, и повара-китайцы.

Ван ден Брукс прорвал круг.

— Начнём с того, — закричал Лопес, вертя скованными железом руками и устремляя глазом отягощённый ненавистью взгляд, — начнём с того, что вы не имеете права…

Голландец повернулся к нему зелёными очками, после чего тот замолк.

— Эти два человека повинны в воровстве и пьянстве. Они должны быть наказаны. Я суверенный хозяин на своём борту. Пусть будет услышано мною сказанное. Давайте, Хопкинс.

Хопкинс вышел из круга. Это был рыжий человек с шеей быка и глазами альбиноса. Он держал в руках плеть.

Хопкинс подошёл к Томми Хогсхеду и положил ему руку на плечо.

— На колени… — сказал он.

Исступлённый негр стал на колени, согнув спину.

Рыжий матрос закатал правый рукав. Все увидели его волосатое предплечье; волосы сверкали вокруг синей татуировки: она изображала якорь и два клевера.

— Это ужасно, — сказал мадам Ерикова, нервно схватив Хельвена за руку.

— Это возмутительно, — прошипел Леминак. — Подобные сцены невыносимы.

Был ли он услышан? Ван ден Брукс незаметно повернул голову, и адвокат замолчал.

Кошка-девятихвостка засвистела. Раздался вопль.

Длинная бледная полоска появилась на чёрной спине два раза, три раза, пять раз. Негр кусал пол вспенившимся ртом.

— Достаточно, — сказал Ван ден Брукс. — Отпустите его.

Хопкинс снял кандалы. Негр был свободен от всяких оков.

— Вот, — добавил Ван ден Брукс, — опущенный палец.

Гигант подошёл к хозяину, стал на колени и поцеловал его обувь.

— Иди, — сказал Ван ден Брукс. — Я тебя прощаю.

— Это просто рабство, — прошептал Леминак в шею Марии Васильевны. — Сейчас другая эпоха. Я доложу консулу.

Мария Ерикова взглянула на матроса-испанца. Лопес ждал. Он был бледно-серого цвета; уголки глаз налились кровью.

Хопкинс подошёл к нему.

— Отпустите его, — сказал Ван ден Брукс. — Он свободен.

— Разойтись, — приказал Галифакс.

Люк поглотил матросов.

Ван ден Брукс, со сверкающей на ветру бородой, стоял на носу, преобладая над бичуемыми солнцем судном, людьми и морем.

Глава XIII. Ночной дух