Хозяин Марасы

Шаг за шагом, топча кроссовками рыжевато-серую пыль, она приближалась ко входу на городское кладбище. Девушке было страшно, девушке было холодно. Ей исполнилось всего семнадцать лет, впереди маячили выпускные экзамены в школе, а жизнь уже казалась ей завершённой и конченной. Медленно, словно сомневаясь и борясь с собой, она вошла на кладбище и направилась знакомой дорогой к дальнему участку. Туда, где находились свежие могилы недавно умерших людей. Она не глядела под ноги, не обращала внимания на других посетителей – невидящие глаза смотрели и не видели, а тело двигалось будто само по себе. Один раз девушка едва не опрокинула бутылки с водой, которой отмывали загрязнившийся за зиму памятник, а потом зацепилась кроссовкой за выкинутый на дорогу старый венок, да так и прошла с ним метров пятьдесят, пока тот окончательно не развалился.

Всё ближе и ближе. Всё холоднее и холоднее.

Она ненадолго остановилась возле участка, огороженного низенькой оградкой, и тоскливо посмотрела на два металлических обелиска, увенчанных звездой. Серьёзные, внимательные лица смотрели на неё с овальных фотографий, а выбитые внизу буквы гласили о том, что здесь лежат муж и жена – верные друг другу супруги, умершие с разницей в полторы недели; преданные своей стране советские граждане, не выдержавшие предательства власть предержащих и гибели родины. Бабушка и дедушка…

Январь тысяча девятьсот девяносто второго года стал «чёрным» для семьи Четверговых.

Простите, – прошептала девушка, вглядываясь в молодые лица тех, кого она помнила лишь стариками. Строгий, мастеровитый дедушка ушёл первым. Ворчливая и заботливая бабушка через четыре дня последовала за ним. – Пожалуйста, простите, я так больше не могу.

Было стыдно, было больно и казалось, что вот-вот раздадутся знакомые голоса, полные справедливых упрёков. Резко отвернувшись, девушка направилась дальше. Пройдя четыре участка, она остановилась у пятого. На нём была лишь одна могила. Она находилась с краю, оставляя место для ещё одного захоронения. Но вместо памятника или холма свежей земли на нём было почти пусто. Почти.

Рядом с железным обелиском, на поросшей молодой травкой земле, под самодельным навесиком из брусков и оргстекла, стояла фотография в яркой пластиковой рамке. Молоденькая девчонка – кругленькая, с весёлыми синими глазами – задорно улыбалась с цветного снимка, без стеснения показывая чуть неровные верхние зубы. Открытая, счастливая улыбка той, у которой впереди была вся жизнь. Трудная, пугающая, обременённая неустроенностью жизни в перевёрнутой с ног на голову стране, но ведь была!

Здравствуй, Катюшка. Я пришла… – девушка отворила калитку и подошла к фотографии. Рядом стояла старая скамейка, поставленная сразу похорон Ларисы Дмитриевны, Надиной бабушки. Возле неё по всем законам жизни и справедливости должен был лежать её муж, но… Дед жил, преодолевая последствия инфаркта, а на «предназначенном» ему месте стояла фотография внучки.

Девушка в жёлтой куртке покачнулась и упала на колени, разбивая их о бетонный край цветника. Это было не важно! Она потянулась к фотографии, вынула её из-под навесика и прижала к груди. Небольшой паучок, сидевший за нею, тут же поторопился скрыться в редкой траве, прячась за тонкими стебельками. Девушка плакала, ревела в голос, не в силах выплеснуть рвущую её изнутри боль и не заботясь о том, что её могли услышать.

Подруга, самый близкий человек, названая сестра… Они были знакомы с самого рождения – появились в одном роддоме с разницей в четыре дня, дрались в песочнице за обладание красным ведёрком с бабочкой, вместе собирались первый раз в школу, учили устав пионера, готовясь вступить в разваливающиеся ряды умирающей организации. И вступили – обе, в один день! И смеялись, хвастаясь родителям красными галстуками. До развала СССР было ещё два года…

Они всегда были вместе – Лера и Катя. Первая часами внимала рассказам о свойствах магнитного поля или о подтверждении волновой теории света благодаря изучению пятна Пуассона, гоняла подругу по формулам и теоремам, проверяя по учебнику непонятные ей доказательства, а вторая терпеливо позировала для очередного наброска или же слушала неинтересные, заунывные стихи. Лирик и физик наконец-то объединились, поддерживая друг друга во всём и всегда. Лера шла в художественный колледж, Катя – на физфак, победами в олимпиадах сумев заранее получить гарантированное бюджетное место. Умная, весёлая и беззаботная, надёжная и верная. Родная, как сестра…

Её тело так и не нашли. Лишь обрывки одежды и куски внутренних органов, которые до сих пор не отдавали родителям и хранили в морге. Лера знала, Лера слышала разговор следователей, и злые мужские голоса не мог заглушить даже вой убитой горем матери.

Эх, ты… Зачем же ты приходишь сюда, если тебе так плохо! – чужой мужской голос заставил Леру обернуться. Перед оградой стоял молодой мужчина, одетый в тельняшку и старую шинель. Наверняка копач, привлечённый слишком громким плачем.