Расскажи ещё, пожалуйста, – Лера просительно посмотрела на него, стараясь сделать как можно более умильное выражение лица. Жёсткий, бесстрастный профиль смягчился. Игнат повернулся к ней и улыбнулся, снова становясь похожим на гепарда.
Ладно. Но быстро, а потом ты идёшь есть. И спать! Хорошо?
Дя! – голосом маленькой и послушной девочки ответила она и, сложив руки на коленях, приготовилась слушать. Краска стекала с забытой кисточки, пачкая пальцы алым.
В общем… попа я выгнал. И в морду ему дал. Наорал на жену я тогда знатно, крыша в нашей халупе чуть не просела. Брательник из кабака явился, и ему досталось. Потом я ещё недели две валялся, то помирал, то вжиль тянуло. А как поправился, пошёл в солдаты. В стрелковую часть меня взяли, хорошо хоть не в пехоту. Все деньги, что получил тогда, я сразу жене отдал, чтобы она хоть часть долгов заплатила, а через год уже война началась. И я пошёл воевать и убивать. Насмотрелся, наслушался… Офицерчика нашего, который вместе с казначейским писакой довольствие наше разворовывал, я в Курляндии, во время атаки, самолично прирезал. То ли не видел никто, то ли все честные оказались – в общем, не сдали. В основном, конечно, мы там вшей кормили, да в окопах от дифтерии дохли. Я тоже попытался, да почему-то смерть меня и во второй раз не взяла. В госпитале, куда меня перевезли, я с умными людьми познакомился, они многое рассказали. Ну, я и нахватался всякого, ещё больше, чем в Омске, от того любившего почитать вслух мужика. И толково про коммунистов, и про эсеров, и про царизм проклятый, и про меньшевиков с большевиками. Читать я не умел, так что наизусть всё заучивал, переспрашивал по сорок раз! Все тезисы наизусть знал. Я и раньше-то больше за «чёрных» был, чем за каких-то ещё, а после госпиталя уже и слышать больше ничего не хотел, – Игнат невесело усмехнулся и, взглянув на Леру, прервал рассказ. – Всё, иди жрать, ma cherie.
А продолжение?! – взвыла та, чувствуя себя обманутой.
Расскажу, как сказу на ночь. А теперь вали отсюда, жертва неумеренности в труде, и не возвращайся, пока не сожрёшь и свою порцию, и папани твоего, и maman. Поняла?
Есть, сэр! – Лера отсалютовала ему, нечаянно мазнув кисточкой по лицу, от чего на лбу осталась красная полоска, и отправилась на кухню. Впрочем, поесть сразу не удалось – ещё минуты две она успокаивала Маргариту, напуганную видом измазанной чем-то красным дочери.
Рассказывать «сказку» не пришлось. После сытного ужина Лера, осоловев от еды и наконец-то почувствовав усталость, еле доплелась до дивана и сразу завалилась спать. Сонно и лениво заведя будильник, она закуталась в одеяло, натянув его до самых глаз, и уставилась на Игната. В тёмной комнате, где единственным источником света был экран включённого телевизора, он казался настоящим и живым. Уже засыпая, проваливаясь в глубокую дрёму, Лере показалось, что фигура сидящего на полу мужчины плавится и двоится. За спиной одетого в шинель без погон мёртвого анархиста возникал солдат – худой, уставший, в замызганной серо-коричневой форме с малиновыми погонами стрелка и со сбитой набок фуражкой. Он опирался на старую трёхлинейку и со странной тоской смотрел на себя же. Такого же мёртвого, но почему-то оставшегося среди живых.
Хорошей ночи, Игнат, – тихо пробормотала Лера.
А тебе – спокойной, – в два голоса ответили оба призрака, и Лера заснула.
* * * * * * *
Заказчик оказался мудаком. Выбежав в обеденный перерыв на встречу с въедливым мужиком, Лера внутренне сгорала от стыда – халтуру она не любила, а делать спустя рукава свою работу тем более. Однако в папке с образцами у неё лежала не просто халтура, а самый настоящий косяк – на восьмом листе все образцы были одинаковыми, отличаясь лишь густотой нанесения. Придя в кафе, Лера привычно приняла холодный и отстранённый вид, поздоровалась с заказчиком и, выслушав обвинения в опоздании, разложила картоны с цветовыми образцами.
Сволочь очкастая. Вот никогда не любил интеллигентов – гонору и презрения выше крыши, а в носу ковыряют так же, как остальные. Гадят ещё чаще, – Игнат с ненавистью подсунул невидимый «фак» прямо под нос богато одетому козлу в модной кожаной куртке. – Припёрся на двадцать минут раньше, а теперь морду кривит.
И как вот «это» называется? – надменность в голосе «очкастой сволочи» достигала отметки «французский вельможа увидел своих крестьян».
Это цвет бордо. Это – винный риоха. Назван в честь испанского винодельческого региона Риоха.
А это?
Вишнёвый. Номер сорок три – гранатовый, – Лера указала пальцем на соответствующую кляксу. Разглядев отсутствие маникюра на девичьем пальчике, заказчик изобразил на лице брезгливую мину. – Вермильон, брусничный, багряный…