Ты потерялась, и вместо того, чтобы наконец-то жить, ты стала гнить. Есть два вида заблудившихся. Те, кто в тёмном лесу находят тропинку к домику злой колдуньи, и те, кто ломают себе шеи, становясь кормом для дикого зверья. Разница в том, что от колдуньи можно сбежать. А от сломанной шеи нет, – Лино поставил ногу на поясницу Марианны и надавил так же, как до этого давил птицу. – Ты глупа. Ты думала, что ты исключительна? Ты странствовала по свету, но не замечала никого, кто также бродил по лесу со свечкой в руках, играя с блуждающими огоньками. Знаешь ли ты, глупая птица, что трогать детей нельзя? Моих – особенно. А уж как расстроилась моя милая Мать-Паучиха, моя дорогая Старуха, – Лино со всей силы ударил Марианну каблуком по позвоночнику, заставляя кричать. – Ты даже помнишь, что такое «боль». Семьдесят лет, и такая дурёха… Напустила на меня птиц. А своими силами, без помощи чужих побрякушек и чужой же крови, ты что-нибудь можешь?
А ты? Ты сам создаёшь выродков, чтобы они тебе помогали, – прохрипела Марианна.
Я же сказал, не обижай моих детей, – он снова занёс ногу. Чёрный сапог был измазан в бурой жиже; попавшая на него влага с травы размыла багровые пятна, но не уничтожила. В послегрозовой темени Лино различал все оттенки красного на блестящей коже, прекрасно видел чёткий, чёрно-алый, кроваво-землистый отпечаток на спине Марианны.
Вина.
Велика.
Очевидна.
Уже опуская ногу – неторопливо, без замаха – чтобы не ударить, а именно вдавить, Лоренцо почему-то остановился. Прислушавшись, он обернулся к дальним силуэтам тамариска и, чуть склонив голову, тихо позвал:
Феличе, иди сюда. Оттуда тебе мало что будет видно, – и усмехнулся, когда из-за деревьев показались все трое. – Для кого я устроил этот спектакль? Для кого я сотрясал воздух и корчил гримасы? А вы почему-то выбрали плохие места на балконе. Здесь надо быть в первом ряду, чтобы в полной мере оценить великолепный подбор костюма, актёрскую игру и грим нашей примы! – Лоренцо отступил на шаг, а затем с размаху ударил Марианну ногой. Она взвыла, затряслась, загребая пальцами землю.
Ненавижу тебя! Ты чудовище, ты только портишь этот мир. Ты убиваешь его! Вор!
Что-то мне это напоминает, – Лино усмехнулся, покачал головой и повернулся к приблизившимся детям. Дэй, сунув руки в карманы тряпья, когда-то бывшего джинсами, с умеренным интересом оглядывал распростёртую на земле Марианну. Феличе нервно крутила в пальцах какой-то предмет и неотрывно смотрела на отца со странной смесью вины и надежды в глазах. Бо, по-прежнему одетый в чужие обноски, безразлично улыбался. Спокойный, расслабленный, словно вышел на вечернюю прогулку. – Как вам представление?
Цирк. Без коней, – Бо пожал плечами.
Но зато с великолепным клоуном на арене! – Дэй улыбнулся и, присев на корточки, стал внимательно рассматривать дёргающиеся ноги Марианны, особое внимание уделяя рваным кедам.
Но-но! Я – шпрехшталмейстер.
То цирк, то сюита, то театральная постановка. Ты уверен, что туристические экскурсии и ботаника это твоё, Старик? – Дэй резко схватил поверженную женщину за ногу, прекратив мельтешение и стал внимательно рассматривать добычу. – Какая гадость… а тебе ещё мои кеды не нравятся!
Vaffanculo, не уподобляйся опустившимся женщинам! Раз уж соврал и пошёл не на маяк, а сюда, то веди себя прилично. И ещё – раз уж вы все вышли в первый ряд, то, может, прекратите вытаптывать мою эрву185
и скажете что-нибудь на прощание? Наша гостья так долго пробиралась сюда… Абсолютно идиотическими кривыми путями и со сбитым компасом. Никогда не встречал подобной глупости, смешанной с детской наивностью и фанатизмом, превосходящим даже последователей Савонаролы. А ведь они смогли меня удивить в своё время!Не надо про это, – Бо скривился. – А болтать, когда враг…
Не враг. А помеха. К тому же, я уверен в том, что она не вырвется так же, как уверен в устойчивости моей печени к креплёному вину.
Папа… – Феличе наконец подала голос, ещё сильнее продолжая стискивать что-то в ладонях.
Что, моя дорогая? – Лино протянул руку и погладил её по щеке. – Почему ты так расстроена?
Я… я дура, я… – она прикрыла глаза и, собравшись с мыслями, резко и быстро сказала: – Отдай её мне! Ну, нам.
Кажется, новая причёска придаёт тебе решительности. Думаю, Борха и дальше продолжит следить за твоими локонами, – улыбнувшись нежно и тепло, Лино вдруг обнял Фели. Он был ниже её, но всё равно казалось, будто отец укрывает прячет, защищает свою маленькую глупую дочь. – Если ты так хочешь, то забирай.
Правда, можно?
Конечно.
Это тебе, – Феличе вдруг начала пытаться всунуть тот самый загадочный предмет отцу в руки. Её сотрясала мелкая дрожь, а глаза лихорадочно блестели, словно это было делом решения чьей-то жизни.