Хозяин Марасы

Я думал, ты уж никогда до них не доберёшься! – несколько рыжих искорок остановились возле изломанных силуэтов Сандры и Этьена. Озарённые красновато-рыжим светом они напоминали фигуры еретиков, сгоравших на кострах инквизиции. – Зови меня, Старик. Если я, конечно, понадоблюсь. Мне пора выполнять твою работу – следить за огнём и открывать «морские ворота» вечным бродягам! Сегодня их немного и ничего интересного – рыбаки, мигранты, глупые туристы, но без них море становится чище.

Не мою, а нашу. И перестань хамить буллям178. От них на море гнилые волны. И если встретишь оборванку, то не трогай её. Хочу сам говорить с faccio da culo179.

Как скажешь, папа. Пожалуй, я даже помогу ей найти тебя. Это будет увлекательным представлением! – ворох карминных искр закружился, разрезая недовольно зашипевшую тьму, вылетел в разбитое окно, мелькнул под деревьями, на миг осветил окаменевшую Марту, ласково коснувшись её плеч, и истаял, вспыхнув на прощание очертанием мужского силуэта.

Stronzo, – тихо, со странной грустью, выдохнул Лино и, схватив разгневавших его любовников за волосы, потащил их прочь из дома. Мгла ринулась следом приливной волной, оставив разгромленную комнату тонуть в безжизненной тиши вымершего дома. В трауре, по четверым убитым людям.

Я, конечно, люблю женщин. Их грудь и бёдра, руки, плечи и колени. И шеи, тонкие и хрупкие, как стебли хризантем. Их голоса и мысли, похожие на спутанные клубки пряжи, свитой из шёлковых нитей и грубой бечёвки. Я люблю красивые вещи и хорошее вино. И вкус, и вид, и звук, когда стекло или хрусталь, как берега, удерживают волны пьяной влаги. И плевать мне на это всё, если я слышу шум моря и вижу, как в свете зажжённого мной маяка, плывёт утонувший корабль. Или вижу дорогу, распростёртую передо мной подобно женщине, ожидающей ласки. Или бездорожье, стыдливо прикрывшееся травой, песками или камнем, – Лино остановился, пнул ногой волочащееся тело Этьена, и пошёл дальше. – И я понимаю, что такое страсть! О, это желание, рвущее грудь, жрущее сердце, испепеляющее кровь в венах и прахом оседающее на расколотых костях! Сколько людей отправилось на тот свет из-за того, что не смогли удержать этого дикого коня, безумного быка. Страсть… И я бы даже простил. Наверное…

Лоренцо вновь прекратил свой путь, фыркнул, встряхнул тело Сандры и продолжил движение. Он говорил спокойно, даже с насмешкой, глядя строго перед собой. Буря уже начала утихать, дождь перестал лить бесконечной стеной, умерив свой поток и только ворчание далёкого грома да редкие вспышки напоминали о творившемся недавно светопреставлении.

Я терпеть не могу, когда портят мои вещи. Мой дом, мой остров, мой сад… От женских каблуков земля страдает больше, чем от давящих всё живое ботинок моего toro crudele180, топчущего прекрасную землю. Вы не умеете ходить так невесомо и легко как моя безумная Феличе. И не умеете так тихо красться, забыв о страхе и о солнце, как topo silenzioso181. Как похоже – topo и toro! Я отвлёкся, – остановившись возле колючих зарослей, Лино вновь выпустил свою добычу, размял плечи, потянулся. Тихий, бесшумный остров внимательно слушал своего хозяина. Листья далёких банксий и острые шипы росшей неподалёку акации, корни апельсиновых деревьев и кора старого тамаринда, галька на берегу и земля Ядовитого Сада, воздух, полный ароматов – они внимали. Самые лучшие слушатели. Самые верные. Те, что выросли на голых камнях благодаря заботе и крови своего хозяина. Те, что жили и цвели по его желанию, по велению раздираемой страстями души.

С гневным криком две белые птицы, сложив крылья, упали с тёмного неба, словно соткались из ниоткуда, или вынырнули из низких грозовых туч. Они врезались в Лоренцо, пронзая клювами спину, разрывая кожу и мясо. Мужчина покачнулся, посунулся вбок, расставляя руки, словно пытался удержать равновесие.

Вырвавшись, вытащив окровавленные клювы, чайки сорвались с места и поднялись в воздух, чтобы снова напасть на свою жертву. Ещё одна птица, быстрая и юркая качурка, ринулась на Лино из кустов, целя клювом в голову. Ещё одна. И ещё. К качуркам присоединились морские голубки и даже северные моевки182.

Будто издеваясь, птицы нападали на него поочерёдно, словно давали некий шанс увернуться, а то и отбить атаку. Их лёгкие тела были хрупки, наносимые клювами и когтями раны были далеки от смертельных, и избежать урона было несложно, но мужчина не предпринимал никаких попыток защитить себя. Он стоял, пошатываясь и не издавал не звука, пока птицы раздирали клювами и когтями его лицо, оглушали ударами крыльев. Тяжёлый запах вина и соли поплыл в прохладном ночном воздухе, словно кто-то плеснул вермута на раскалённый солнцем галечный берег.