Хозяин Марасы

От грохота упавшего тела, будто француз весил не восемьдесят килограмм, а все сто двадцать, с верхней полки книжного стеллажа упал револьвер. Он подпрыгнул на досках и, приземлившись снова, подъехал прямо к ногам Сандры. Секунды текли густой патокой, замороженным клеем, кровью Марты по ступеням лестницы. Сандра медленно подняла револьвер, неуверенно сжимая его в обеих ладонях, а затем, пошатываясь, направилась в сторону Анри. Она даже не проверила – полны ли каморы175, взведён ли курок, исправно ли само оружие. Она спокойно шла к Анри и её глаза были такими же пустыми и чёрными, как дуло старого револьвера.

Не надо! Пожалуйста, не надо… Я не хотел, не хотел! – он яростно замотал головой. Его лицо, прежде розовое и чуть лоснящееся, побелело и стало напоминать клёклое тесто, покрытое не пробивающейся щетиной, а плесенью. Сандра остановилась, стоя в шаге от бывшего «почти свёкра». Она внимательно смотрела на него, на испуганное лицо, на дрожащие губы, на безвкусную футболку-поло и дурацкие салатовые летние брюки. Зажравшийся, поднявший деньги на торговле старик. Бесполезный и ненужный без своего сына.

Словно уловив её мысли, Анри резко перескочил от причитаний и просьб о пощаде к обвинениям.

Вы, суки, убили моего сына, мою жену, а теперь ещё и меня? Мало тебе, всю семью убить хочешь? Тебя найдут и посадят! В тюрьму, к таким же жадным и тупым сукам, чтобы ты сдохла там! Я говорил сыну не связываться с тобой, от немцев никакой пользы, одни неприятности и геморрой на всю жизнь. Ненавижу вас, всю вашу тупую, собачью породу! – он кричал по-французски, изредка вставляя в речь искажённую немецкую ругань, брызгал слюной и бил кулаками по полу, словно маленький, впавший в истерику ребёнок. Сандра скривилась, от чего её красивое лицо стало похоже на оплавившееся в огне пластиковое лицо куклы. Рука с револьвером неторопливо, но уверенно стала подниматься наверх. – Даже не думай. Нет! – мужчина, выставив вперёд руки, пытался отползти от Сандры, но только елозил на одном месте и бессмысленно перебирал ногами, оставляя на досках красные полоски. – Сандра, пожалуйста, мы ведь должны были стать одной семьёй! Ты же мне почти как дочка. Опусти пистолет. Убери его! Убери оружие!!! – заверещал он. Сандра поднесла револьвер к лицу Анри, почти упираясь дулом в лоб, и выстрелила. Револьвер оказался заряжен, взведён и работоспособен. Звук вышел странным – так, лёгкий хлопок, еле слышный, исчезающий в триумфальном биении радостного сердца. Ало-серые брызги, заляпавшие пол, стулья, столик с разложенными картами, были для Сандры кусочками красной ленточки, только что торжественно разрезанной. Пока она смотрела на мёртвого Анри, бесформенной массой лежавшего на полу, на брызги и потёки, то даже не заметила, как коротко мигнул свет. А потом ещё раз, будто настенные светильники подмигивали ей и Этьену, едва начавшему выходить из овладевшего им ступора.

Сандра, – он, покачиваясь, неловко шагнул в сторону женщины. – Сандра… – Этьен отбросил наконец-то нож в сторону, вырвал из пальцев своей любовницы револьвер и отправил его следом. Обнимая женщину, прижимая её к себе, он шептал ей глупые, успокоительные слова. Гладил растрепавшиеся волосы, окончательно уничтожая элегантную укладку. Обнимал так крепко, что мял ткань дорого платья. И впервые в жизни Сандра не возражала против подобного варварства. – Всё. Всё моя милая. Всё закончилось. Они нам больше не будут мешать. Мы уедем отсюда – ты и я. Сбежим, сбежим к чёрту. И будем только вдвоём, не будем больше врать и прятаться. Будем жить вместе, как и хотели. Помнишь?

Жить? – Сандра подняла на него пустой, будто подёрнутый слоем пыли, взгляд. – На что жить? – она скривилась, будто хотела расплакаться, а потом крепко вцепилась в предплечья Этьена. – На что? На какие, мать твою, деньги мы будем жить?! – её крик словно разорвал воздух, располосовал его. Свет мигнул снова, а затем погас, оставляя их в глухой, абсолютной темноте. В той самой живой, настоящей, хищной темноте, что след в след бродила за хозяином острова.

Скрипнули половицы под лёгкой обувью.

Затем послышался лёгкий шорох пружин в диване.

И огорчённый вздох.

А ведь Старик был готов вас отпустить. Всех. Даже после всего того, что вы сделали с гротом и Мартой. И почему вы так предсказуемы?

Яркие рыжие искорки заплясали в воздухе, озаряя жёсткие, будто вырубленные из дерева, черты лица Дэя. Он смотрел на тела, на замерших Сандру и Этьена, и в его взгляде не было ничего, кроме сожаления, щедро сдобренного брезгливостью. «Делайте, что хотите». Почему же большинство, получив подобную индульгенцию, сразу начинает убивать и калечить, грабить, красть, насиловать, ломать, разрывать на части? Хоть бы один совершил что-то иное, выбивающееся из убогого ряда желаний.

Дэй повернулся к разбитому окну. В обрамлении осколков, застрявших в раме, виднелся кусочек сада – фруктовые деревья, густая трава и тёмно-серый силуэт то ли разрушившейся от времени скульптуры, то ли игра теней.