Хозяин Марасы

Вот именно! Должна же быть награда? Сколько дней мы искали нужное место по старой карте? Насколько глубоко ты нырял сегодня? Да ещё и возился опять со мною все эти дни! А тут ни веселья, ни денег, ни удовольствия!

Не скажи – давно мне не приходилось так быстро бегать, – Бо тихо рассмеялся. Любая схватка, противостояние, любая борьба горячили ему кровь, напоминали о жизни, в которой этого было раньше так много! Поэтому он тоже не горел желанием просто так возвращаться домой. Он не считал ночную неудачу поводом поджимать хвост, но и оставшиеся пустыми руки вызывали то же неудовольствие, что и у Феличе. Добыча должна быть! А поднятые со дна моря сокровища не добыча, это приманка.

А я не люблю бегать. Юбка, знаешь ли, задирается.

Носи длинную.

Я в ней путаюсь, – она шмыгнула носом и, вытянув ноги, положила голову Бо на плечо. – Ты ведь знаешь, что я неуклюжая. Потому и ношу высокие каблуки, что на них мне приходится постоянно думать о походке, о том, какую ногу ставить следующей и что надо смотреть на дорогу. Тренировка!

Раз ты так любишь тренировки, то прочти-ка мне ещё пару страниц!

О, нет! Ну, Бо…

Почему я должна читать эту бредятину? Это же невозможное занудство! Гадость!

А теперь скажи так, чтобы это звучало прилично.

Бо, играя с ножом, сидел у стенки кокпита. Вверх-вниз. Вниз-вверх. Боевой клинок с веретенообразной рукоятью мелькал в свете фонаря, подвешенного над головой. То бросит блик лезвием, то исчезнет в темноте, то вновь появится в ладони, сжатый за самый кончик обоюдоострого клинка.

Почему я вынуждена читать, – напряжённым, обиженным голосом заговорила Феличе, – этот бессмысленный текст, схожий с бредом умалишённого? Он зануден, скучен и невозможно противен!! Так лучше?!

Намного. Говори, учись доносить свои мысли более сложными конструкциями. Изъясняться на жаргоне торговок и мусорщиков ты уже умеешь, так развивайся дальше! Ты ведь узнаёшь новые слова, сравнения, речевые обороты. Ты запоминаешь их, проговаривая вслух. И даже если ты не будешь применять их в повседневной жизни, то в нужный момент сможешь использовать. Неужели ты действительно считаешь, что одной улыбкой сможешь решить все проблемы?

Я могу ещё завизжать, заплакать и засмеяться, как горлица, – она, скорчив постно-невинное личико, изобразила «ангельский» смех приличной девицы. Бо сделал вид, что его тошнит.

Я и так это знаю. Все мы знаем. Но раз тебе дан шанс стать кем-то иным и совершенно другим, то разве не стоит им воспользоваться?

Ты говоришь так, как будто мы не уже… – начала она, но Бо прервал Фели. Резко повернувшись к ней, от чего женщина содрогнулась всем телом и отпрянула назад, Бо медленно произнёс:

Нет.

Неправда! Я не такая, какой была раньше! Я другая, совершенно другая!

Ты правда так считаешь? Разве изменения происходят лишь по чужой воле? Без личного участия? Да и что изменилось? Ты говоришь, думаешь, понимаешь происходящее… но этого недостаточно! Этого мало! – одним движением кисти он метнул нож и тот, сердито гудя, вонзился в борт иола. Феличе сжалась, прижимая к груди старую книгу и глядя на него с удивлением и обидой, но без страха. Бо она не боялась, и, наверное, не было такого дела, проступка или прегрешения, которые могли бы заставить её утратить доверие по отношению к нему. Никогда. – Ты не смотришь дальше, чем вчера. Ты не знаешь больше, чем вчера. Ты дышишь так же и тем же, ты такая же. А ты, милая, милая Феличе, если хочешь всё же стать другой, абсолютно другой, должна все время идти дальше, делать больше, смотреть шире и говорить громче. Потому что в самом начале ты ничего этого не делала, и чем дольше ты будешь стоять на одном месте, тем быстрее ты окажешься тем же, кем была в начале. Никем. И надо, надо идти! Понимаешь?

Да, – она кивнула, чуть поджимая губы. Её начинало мучить чувство досады. На себя. На свои лень и забывчивость. На то, что стремлений и целей, как таковых, у неё не было. Мечты, воспоминания, любование моментом… Это всё тянуло её на дно, «в себя», а оттуда было так досадно возвращаться в зачастую скучный мир! Мир, который был настоящим, и который ей подарили за просто так. И его надо было ценить и держать крепче, чем зеркало с Боадицеей.

Поэтому читай. Вслух. И не смей нырять в себя. Тебе ясно?

Да, Бо, – она кивнула. – А… а ты? Ты тоже идёшь?

Да, – мужчина усмехнулся, подошёл к борту и выдернул нож. Он смотрел не на Феличе, а на бело-жёлтый, словно выточенный из цитрина, надколотый шар убывающей луны. Только он был ярким, светлым пятном в окружавшей иол темноте. Как и в его жизни – наивная и глупая, иногда излишне жадная, полная недостатков, но живая и драгоценная сердцу Феличе. – Каждый день. Потому что иначе слишком легко вернуться к тому, каким я был. А это хуже, чем стать выродком, убийцей или безумцем.

Почему?

Я был всеми тремя сразу, давным-давно. И был никем и ничем, – Бо сунул нож в чехол, потянулся, размял плечи и подошёл к перегородке кокпита, где лежали его вещи. Подняв небольшой свёрток, он подмигнул Феличе. – Каждому своя тренировка.