Хозяин Марасы

Пхагэл тут о дэл, джювлы61, – громко, с нескрываемой радостью произнесла она. Старое, самое мерзкое проклятье на родном языке вызвало тот самый эффект, на который надеялась Феличе – ей перерезали горло.

Горячая, исходящая паром кровь полилась из разреза, орошая землю, попадая на унизанные золотом пальцы цыганки. Та закричала, отшатываясь и выпуская свою жертву. Даже не пытаясь зажать рану, Фели повалилась на бок, не отрывая взгляда от Бо. Она всё сделала правильно.

Цыгане, доселе подбадривавшие толстуху, заткнулись, и в вязкой тишине, в которой не было слышно ни птиц, ни шелеста ветвей, ни дыхания, Бо негромко сказал:

Велика и очевидна.

Он шагнул вперёд, преодолевая одним движением несколько метров, и плашмя обрушил чинкуэду на голову Баро. Вслед за этим, мгновенно, пришёл оглушающий ор. Цыгане набросились на него толпой, разом, собираясь то ли задавить, то ли разорвать на куски. И никто уже не смотрел в сторону мёртвой женщины и не видел, как её убийца с визгом и руганью пыталась оттереть с ладоней жгущую кожу кровь, ещё больше размазывая тёмно-багровые, густые капли. На них едва не наступали, пытаясь добраться до общей свалки, но что-то заставляло всех обходить два тела – неподвижное и орущее. Через несколько минут Феличе шевельнулась, оперлась руками о землю и медленно поднялась. Пользуясь общим безумием, она подошла к орущей толстухе и пнула её испачканной в земле кроссовкой. Цыганка наконец прекратила орать и замерла, с ужасом глядя на подошедшую к ней женщину. Убитую ею и всё равно живую.

Фели приложила ладони к своему горлу и кровь, что медленно вытекала из глубокой раны, тут же устремилась обратно. Она не оставляла на смуглой коже даже разводов – плотная, как ртуть, кровь возвращалась в тело. Феличе очень не любила пачкать свою одежду и ходить грязной. Цыганка, не смея отвести взгляда, молча смотрела на чужую женщину и лишь открывала беззвучно рот, глядя за путешествиями крови наружу и обратно. А потом Феличе, оставив тёмные пятна на ладонях, с размаху отвесила цыганке оплеуху, опечатав свои пальцы на дряблой щеке. Вскрикнув, она упала на землю и с воем схватилась за лицо. Цветастая юбка задралась, обнажая распухшие ноги в рваных шерстяных носках. Фели скривилась от усилившегося запаха и, никем не замечаемая, схватила женщину за руку и потащила в сторону, чтобы её «добычу» не затоптали свои же.

Периодически поднимая голову, она следила за общей свалкой над телом баро. Крики и визги, ругань и проклятия висели над табором, а общий запах страха перебивал теперь один – запах крови. Она оттащила свою ношу почти к краю табора, оставив лежать под ободранным краснотычинником. Порыскав вокруг, женщина отвязала от дерева наиболее чистую верёвку, прошлась по скинутому на землю белью, и добротно, стараясь как можно туже затягивать узлы, связала цыганку. Аккуратный бант с ровными кончиками стал завершением её трудов. Покосившись на лицо с ободранной щекой, облепленное землёй и листьями, Фели брезгливо отвернулась. Сама заслужила – нечего было ей в глаза своими пальцами тыкать.

Не решившись присесть на грязную землю под деревьями, куда, возможно, справляли малую нужду не обременённые понятием «уборная» цыгане, Феличе принялась нетерпеливо метаться, нервно поглядывая в сторону вопящей мешанины из тел. Затем ей это надоело, и она вздумала исследовать окраину табора. Старые палатки, тюки с разноцветным тряпьём, надеваемым во время фестивалей и праздников, запасы еды в полиэтиленовых мешках, где консервы валялись вперемешку с фруктами, засоленное мясо в верёвочных оплётках, в которое она едва не врезалась головой… Отойдя шагов на десять от крайнего кострища Фели едва не провалилась в неглубокую ямку, заботливо прикрытую старой рубашкой – судя по вони, это был эквивалент биотуалета. Зажав нос, она с нервным писком бросилась бежать обратно и больше исследовать территорию не решалась.

Она стояла, наблюдая за своим братом. За тем, как он рубит и колет, как мечется по табору, догоняя пытавшихся сбежать. Быстрый, злой. Фели видела его лицо – ей даже не надо было напрягать особо зрение, что различать безумную радость в его глазах. Ни одного лишнего движения, ни одного промаха или скользящего удара. Он бил наверняка, оглушая или лишая жизни быстро и точно. Бо не сражался. Он убивал. Устранял помеху.

Склонив голову набок, Фели задумчиво следила за ним, пытаясь понять – почему цыгане так слабо сопротивляются. Почему не нападают больше скопом, а только по двое-трое, и убегают не в лес, не к дороге, а стремятся забиться в свои палатки. Как глупые дети, которые думают, что под одеялом подкроватный монстр не достанет их. Она читала о нём в детской книжке, которую ей не дали купить. А ведь она была тонкая, с картинками и крупными буквами! Хорошенькая, милая книжица. А Феличе потом долго искала подкроватного монстра, и дома, и в гостиницах, пытаясь понять, что это за штука. Так и не нашла… Наверное, их видели только дети и глупцы.