Хозяин всего нашего

Хлоп, хлоп… Машины медленно проезжали Поп-Лукиной улицей. Три двадцать пять. Вот так будет каждую ночь. Мне следовало принять снотворное. Как много что, эти препараты вызывали во мне страх. Остановят мне сердце, – оно и само иногда так тихо бьется, что лишь мое наблюдение за ним подтверждает его работу. Сколько еще осталось? Месяц-два, сказал директор. Стало быть, месяц-два минус три дня. Расслабь кисти рук, левую и правую, расслабь руки, левую и правую, расслабь ступни, левую и правую, расслабь икры, левую и правую, расслабь бедра, левое и правое… – вспомнила я, как учили нас расслабляться на занятиях по йоге. Расслабь все тело… все тело – и слушай ритм сердца. Тик-так, тик-так, тик-так… – невозможно слушать сердце, розовый будильник убивает все другие звуки. И все-таки я почувствовала, что парю, легкая, как перышко. Меня подхватил ветер. Взял меня в руки, поднял и понес над крышами домов. Я видела реку, в которой сверкали огни города. Путешествую по небу! Меня обрадовало это приключение. Я вижу все. Огни мостов, Калемегдана, темноту Военного острова, птиц, спящих на ветвях, обнаженные ветви, что ждут весну… Я посмотрела на руки ветра и увидела, что сижу на переплетенных хоботах слонов. Летающие слоны? Такого не бывает, – поняла я и стала падать. Я стремительно падала на стены крепости. Вздрогнула и проснулась прежде, чем коснулась земли. Не знаю, что я заметила прежде, что вернуло меня в реальность: сигналы светофора или тиканье часов. Или биение сердца. Если у меня продолжатся такие сны, мое сердце в самом деле выйдет из строя. Слишком большие требования, постоянная перемена ритма… Может быть, нам отведено определенное количество ударов сердца, как количество яйцеклеток? Когда они потратятся, то все… Больше нет. Может быть, с сердцем так же. Пробьется определенное количество раз и уйдет на вечный заслуженный отдых, погасит свет, нажмет на предохранитель, разомкнет электрическую цепь… Я открыла дверь кухни. Взяла половинку яблока, которая осталась сохнуть на блюдце. Села в кресло. Половина пятого. Иногда время бежит необычайно быстро. Я вспомнила, что видела, как загорелся экран телефона. Взяла его и посмотрела входящие. Миллион. Я не могла бы сказать наверняка, как мы познакомились – виделись ли на улице, познакомил нас кто-то или он сам сел за мой столик. Есть опыт, который нам не нужен в жизни. Мне это не было нужно. Не потому, что было так плохо, – просто не нужно. Время, потраченное на бессмыслицу: так много произнесенных слов, большие заявления, малые высказывания… Сколько раз еще мне предстоит пройти этим путем?

Я не зажигала свет. Светофор достаточно освещал маленькое пространство, в котором я могла ориентироваться и с закрытыми глазами. Я умылась над ванной и оставила лицо мокрым, чтобы высыхало само. Я смотрела в небо. Огромное, черное. Лишь в одном окне горел слабый свет – может быть, от настольной лампы. Кто-то читает, пишет или готовится к экзамену. Я бы вернулась в те времена. Намазала лицо кремом и выпустила волосы из когтей заколки. Начинается. Правой рукой я открыла шкафчик, левой взяла чашку, правой открыла кран, чтобы отмерить количество воды, необходимое для утреннего кофе… А хлеб кончился. Забыла зайти в магазин. Я открыла холодильник, надеясь обнаружить что-то, чем можно было бы наесться. Вспомнила, что с Нового года у меня осталась крошка печенья. Печенье и какао на воде. Вполне удовлетворительный завтрак, – довольно подумала я. Калории, искусственные витамины, эмульгаторы и тому подобное из печенья и магний из какао.

Я заперла дверь и спустилась через пустой подъезд на улицу. Знакомые лица ждут трамвай. Туман покрывал всех нас. И рельсы. Когда подъехала красная металлическая труба, что перевозит сонных, невыспавшихся людей, было похоже, будто она парит в воздухе. Трамвай выступал из тумана и мягко двигался по невидимой улице. Рядом со мной села девушка, которая каждое утро ест слоеную выпечку. Расположившись, она достала бумажный пакет с логотипом пекарни и принялась за завтрак. Вокруг летели крошки. Время от времени девушка доставала из сумочки бутылку с водой и отпивала два-три глотка. Слышалось: «буль, буль…» Люди, которые громко едят и пьют, не представляют себе, как они нарушают покой тех, рядом с кем оказались. Было неприятно присутствовать при этих звуках.

– Приятного аппетита, – обратилась я к завтракающей, надеясь, что она поймет иронию, застесняется и вернет слоеный квадратик в пакет, из которого она его достала.

Девушка улыбнулась, открыв крошки слоеного теста, прилипшие к зубам и накрашенным губам. Поблагодарила меня движением головы и словами, искаженными содержимым, что перекатывалось во рту.