Хозяин всего нашего

И дело не в том, что меня не оставляют навязчивые зловещие мысли, которые не позволяют расслабиться, – не пойму, для чего я вообще прихожу в такие места, которые крадут у меня жизненную силу. Мне кажется, они все видят и смеются надо мной. Но даже это не беспокоит меня – я просто хочу как можно скорее уйти. Когда мне намажут краской корни волос, я спрашиваю, сколько придется ждать, словно бы спешу… Это даже и не ложь, потому что я спешу убежать без оглядки. Потом я считаю минуты и погружаюсь в исступление от страха, когда время истечет, представляя себе, как краска проникает в мою кровь, как мое тело борется и сдается. Иногда, когда мне кажется, что я задохнусь, я зову парикмахершу и говорю, что мой час пробил. Пытаюсь быть остроумной. Это мне никогда не удается. Да, я уверена в том, что мой последний час пробил, и может быть, поэтому получается не смешно. Если бы я утверждала это с большей легкостью, может, и получилось бы, кто-то бы улыбнулся.

Я шла по коридору, поднималась по лестнице, словно паря в закрытом ящике страха. Мне придется идти к парикмахеру. Я не ожидала, что мне в скором времени потребуется парикмахер. Институт не создавал впечатления учреждения с особыми эстетическими запросами. Я красила себе волосы сама, воображая женщин, которые задумчиво сидят с тюрбанами на головах и листают журналы. Некоторые из них, вероятно, кашляли и чихали. Я не только избегала ощущения ужаса на всех стадиях парикмахерской обработки, но и спасалась от вероятности, что эти насморочные дамы меня заразят.

Я стояла у двери библиотеки.

Сигнал, вход, блестящая белизна и покой… Ни звука, полная тишина. Если бы я верила в понятие рая, он состоял бы из многих различных областей. Рай, каким он мне представляется, индивидуализирован: каждый получает в нем то, что сам считает приятным местом пребывания. Для меня это мир, освобожденный от шума, омытый светом, помещение, из которого видно огромное голубое небо, множество книг – вот рай. Я размышляла об этом, медленно идя к своему креслу, проносясь взглядом по аккуратно расставленным коробкам с блестящими надписями. Села и продолжала смотреть на полки. Когда редкие солнечные лучи пробивались между вертикальными полосами, которыми были прикрыты окна, делалось видно, как по залу летит мелкая пыль. Словно снежинки сегодня утром, – вспомнила я и словно опять ощутила холод ветра. Встала и подошла к окнам, желая освободить стекло и впустить свет в библиотеку. Я искала шнур, при помощи которого можно сдвинуть шторы. Идя вдоль стены, в которой были окна, я смотрела в каждую раму между широкими створками. Не было никаких шнуров, никаких кнопок, не было ничего. Не знаю, как открывались эти окна: у них не было щеколд, не было даже мелких отверстий для поворотного ключа. Все было цельным, сотворенным в таком виде. Как если бы на человеческом теле искать соединения в надежде его разобрать или отворить, раскрыть. Не удалось бы найти ни единого места соединения, никаких петель, никакой кнопки, которая при нажатии разделяет части. Я отказалась от своего замысла и выглянула из окна. Библиотека находилась странно высоко. Мне казалось, что она на втором этаже, но, похоже, здесь каким-то образом уместился еще один этаж, – я стояла на уровне выше, чем ожидала. Может быть, тут участок под уклоном, – подумала я. Из окна была видна ограда, мимо которой я прохожу каждое утро, заброшенная территория, которую она скрывала, грязные плиты, ведущие к Институту. Маньяк был на месте и без устали занимался своим делом. В какой-то миг мне стало его жаль. Мне придется идти к парикмахеру, – вспомнила я разговор с директором. Не знаю, говорила ли я кому-нибудь когда-либо о своей боязни парикмахеров. Думаю, что нет. Иногда я представляю себе своего дядю, который весь воплощение человека здравого разума. Мысленно усаживаю его в кресло и говорю ему, что меня беспокоит. Эта картина забавляет меня.

– Тебе нужно что-то сделать с волосами, ты вся растрепана.

– Я боюсь парикмахера.

– Вот еще! Что он тебе сделает? Ограбит?

Для людей здравого разума не существует иррациональных страхов наподобие «отравит меня краской», «пробьет голову ножницами» или «заработаю менингит из-за открытого окна». Им понятен страх обмана или пропажи денег, остальное – нет.

– Ухо тебе отрежет? Ха-ха-ха…