Хозяин всего нашего

В коридоре на вид было все как обычно, но в воздухе чувствовалось напряжение. За одной из дверей слышался разговор. Я подошла и попыталась подслушать. Распознать слова мне не удавалось. Казалось, будто говорят на иностранном языке – скажем, на арабском. Я постучала в дверь. Никто не ответил. Я постучала сильнее. Ничего. Я слегка толкнула дверь, и она, к моему удивлению, открылась. Помещение за дверью оказалось пустым, маленьким и темным. Я вошла внутрь, помня, что меня снова могла испугать сирена. По счастью, было тихо. Шаг, два, три… Ничего не происходило. Я почувствовала себя свободнее. Дошла до середины комнаты и осмотрелась. На доске из исцарапанной красной фанеры, которая проходила на высоте чуть меньше метра вдоль целой стены, под окном находилось несколько мониторов. По меньшей мере на три-четыре больше, чем следовало. Мониторы мешали друг другу, ни один не стоял параллельно краю стола, они были наставлены в беспорядке, черные экраны косо перекрывали друг друга. Перед мониторами стояли деревянные стулья, похожие на школьные, – маленькие, может быть, слишком маленькие для людей обычного роста.

Сиденья стульев располагались параллельно экранам. Кто-то сидел на этих стульях и до недавнего момента толкался перед мониторами – так выглядел общий вид. Однако экраны были выключены. Ничто не выдавало человеческого присутствия – только голоса, которые я слышала, проходя по коридору. Может быть, я ошиблась, может быть, мне показалось.

Стены были голые, у двери стоял шкаф, заставленный папками. Папки выглядели старыми, как будто их не открывали уже полвека. Я прошла безнаказанно, – подумалось мне: все было тихо – мой вход, несколько шагов, насколько позволяла глубина комнаты, по паркету, такому же, как в библиотеке, сложенному елочкой. Я развернулась, чтобы выйти: это уже было достаточное приключение для меня – но, подойдя к двери, снова услышала шепот. Кто-то двигался и тихо говорил за моей спиной. Я остановилась, по-прежнему спиной к мониторам, окну, столу. Посмотреть ли, кто это пробрался из укрытия и теперь снова разговаривает, понимая, что я еще не ушла и могу его обнаружить? Или оставить все за спиной?

Я стояла перед дверью. Что я могу узнать, хочу ли я вообще узнать что-то еще в здании, которое охраняет маньяк, где неизвестно, кто откуда выйдет, которое опьяняет словно усыпительным газом, – в здании чудес; что бы я еще хотела узнать? – задавалась я вопросом, глядя перед собой. Я пошла к выходу, не оглядываясь. За мной со скулением старых петель закрылась дверь. Я шла медленно, мне было все равно, когда я дождусь автобуса, когда приеду домой. И все-таки что-то не давало мне покоя, влекло изучить хотя бы еще одно помещение Института. Я остановилась у следующей двери. Как это получилось, – подумалось мне, – что дверь открылась, когда я просто легонько толкнула ее, а директор их открывал карточкой? Может ли так открыться любая дверь или только эта – особая? Я попыталась открыть и ту, что теперь была передо мной. Толкнула дверь, но она осталась закрыта. Я толкнула сильнее. Не получилось. Подошла к соседней двери. Ее тоже толкнула. Ничего. Я стала идти от одной двери к другой, сама не зная, что ищу. Еще одна дверь легко открылась. До меня донесся тоскливый запах еды. Это была, очевидно, кухня. Большие кастрюли на полу, сковороды, подвешенные на крючки на стене, груды немытых тарелок. Меня удивила неопрятность. Во всем Институте было очень чисто, и это помещение сильно выделялось. Я вошла. Не было ни плиты, ни мойки, ни даже холодильника или продуктов, из которых готовилась еда. Помещение было перегорожено колоннами, нишами, стенами, которые не предназначались ни для чего. Из-за одной горы тарелок до моего слуха донеслись вздохи. Я заглянула за тарелки, ожидая, что снова никого не увижу и что мои звуковые галлюцинации – следствие воздействия магнитного поля Института, или энергетического поля, или чего-нибудь такого, что естественно вязалось бы с представлением об этом здании. Однако когда я дошла до места, из которого неслись вздохи, я увидела секретаршу: сжавшись, она плакала, сидя на маленьком табурете. Ее локоны обвисли и потеряли форму, тяжелая тушь оставляла черные следы на руках, на которые капали слезы. Секретарша, эта крупная, уверенная в себе женщина, дрожала.

– Что-то случилось? – спросила я.

Секретарша запричитала.

– Я могу помочь? – продолжала я.

– Уборщица забрала у меня каблук. Я шла, а каблук поломался, уборщица взяла его и унесла с собой. Все видели. Я опозорена… – выговорила наконец секретарша, захлебываясь в слезах и делая между фразами большие промежутки, в которых всхлипывала и несвязно бормотала.

– Это не позор, – утешала ее я.